Доверься мне
Шрифт:
Он кивнул.
— Это называется наследственная злокачественная меланома. — Я невольно вздрогнула, потому что эти три слова, произнесённые вместе, звучали как ругательство. Лео плотнее укутал меня одеялом. — Как — то летом на пляже, найдя у Джио пятно, мама стала чрезмерно подозрительной и на следующей неделе заставила нас всех четверых удалить всё «подозрительное» на вид. — Говоря подозрительное, он изобразил воздушные кавычки, словно чувствовал зло за этим словом. Но именно так всё и было. — Мы с ней — единственные, у кого
— Получается, она в один и тот же день не только узнала, что у неё рак, но что и у её старшего сына тоже? Это чересчур.
— Да.
Я больше ничего не добавила.
Бросилась к нему и обхватила его за талию руками, вероятно, больше для того, чтобы успокоить себя, чем его. Ответив взаимностью, Лео позволил просто обнимать его, без слов. Моя невысказанная печаль пульсировала во мне, и я знала, что Лео мог чувствовать её. Я надеялась, что он мог, потому что это единственное, чем я могла поделиться на тот момент. Я разучилась говорить. Думать. Или как делать что — то ещё, кроме того, как с любовью держать его в объятьях. Это должно было сработать.
— Джули. — Его губы опустились к моим и полностью накрыли их. Страстно. Обнадеживающе. Отстранившись, он произнес. — Я хочу, чтобы ты знала, что я влюбляюсь в тебя.
Наверное, это вырвалось случайно. Он никак не мог иметь этого в виду. Мы знали друг друга, по — настоящему знали максимум неделю. Мне действительно было его жаль за то, что он оговорился, произнеся нечто подобное, потому что он вряд ли осознавал, что я буду рассчитывать. на. каждое. слово.
— Ты не должен так говорить.
Его губы снова коснулись моих.
— Почему бы тебе не позволить мне самому решать, что говорить, а чего не стоит, хорошо?
Справедливо.
Я быстро кивнула и подарила ему самый страстный, долгий поцелуй, на который была способна. Он всё так же сидел с закрытыми глазами и разомкнутыми губами, когда я отстранилась от него.
— Если я правильно понимаю… — он ухмыльнулся и игривым тоном, подходящим к его словам, произнес. — …То ты тоже влюбляешься в меня.
— Думаю, ты правильно полагаешь. — Я притянула его ближе и возобновила поцелуй.
— А я считаю, что ты — отличный художник. — Ещё один поцелуй.
— А я — что ты отличный натурщик. — Ещё два, три.
— К сожалению, не такой хороший как твой Давид, со всеми моими швами и шрамами.
Я с вызовом покачала головой.
— Нет, Давид весь в трещинах и пятнах от едкого птичьего помёта.
Лео не пришлось ничего говорить, выражения его лица оказалось достаточно.
— За триста семьдесят лет на открытой площади птицы могут нанести урон.
— За несколько месяцев рак тоже.
Да, это в самом деле грустно. Мы слишком печально чувствовали себя для людей, которые наполовину признались в возможной любви друг другу.
— Я правда по — прежнему думаю, что ты безупречен, Лео.
Он пожал плечами
— Считаю, что ты не должна так говорить.
Наклонившись для ещё одного поцелуя, от которого затрепетала каждая частичка моего тела, я сказала:
— Почему бы тебе не позволить мне самой решать, что говорить, а чего не стоит? Справедливо?
— Да, — Лео улыбнулся у моих губ.
И хотя никто из нас не считал справедливым, что ему пришлось наблюдать за тем, как его молодая мама умирала от той же самой болезни, что разъедала его собственное тело, нам казалось правильным быть вместе в этот момент.
Я бы со всем справилась.
Взяла бы всё, что бы ни предложил Лео: и изъяны и всё, что к ним прилагалось.
Глава 20
Я проснулась с мужчиной в постели.
И это был не Лео.
Поначалу я не заметила его из — за воздушного матраса, сделанного наподобие тех, что выпускает Tempurpedic, на котором вы могли бы делать колесо или кувыркаться, а спящий рядом человек даже не ощутил бы вибраций.
Так что я не почувствовала, как кто — то проскользнул под одеяло, чтобы присоединиться ко мне, и, желая устроиться поудобнее, посреди ночи перекатился ближе, также не уловила того момента, когда он оказался на моей подушке королевского размера, а именно это и произошло. И он не просто делил её со мной, а скорее взял её в заложники между сжимающими как тиски руками и щекой.
Понятия не имела, кого из себя представлял этот незнакомец под моим одеялом. Не буду лгать, даже для меня это странно.
— Пс — с–с, — прошептала я, тыкая в обнажённое плечо нового соседа. Кожа у него тёмная, очевидно загорелая, а светлые волосы коротко подстрижены выше уровня ушей. Уверена, у него имелось лицо, но в тот момент, я не могла его разглядеть. — Пс — с–с.
Послышалось громкое ворчание, за которым последовал хлопок по моей руке. Парень только что буквально шлёпнул меня. Я сильнее вдавила ногтем в его кожу, оставляя след в виде полумесяца, потому что порядком разозлилась на него. Не столько из — за того, что он находился в моей кровати, потому что этому должно было быть логическое объяснение, а из — за того, что он рычал и грубо обращался со мной. Точно не жаворонок.
И, хотя он в некотором роде брюзга, я решила подставить другую щеку и, стараясь не питать к нему обиды, медленно разбудить его.
— Эй, — произнесла я, мой голос — нежный и приглушённый шепот. Таким мамы будят детей. Но, видимо, я пыталась разбудить впавшего в спячку медведя — гризли. — Эй, ты. Вставай.
— Даже не сомневайся, что я сожгу это место дотла!
Погодите. Что? Это перебор даже для того, кто явно не любит, когда его будят. Кто — то срочно должен был предложить этому мужчине кофе.