Доверься мне
Шрифт:
Я торопилась закончить последнюю порцию кофе, когда Кара — начальник смены, пододвинула мне ещё одну чашку. Простонав себе под нос, я перевернула прозрачный пластиковый стаканчик, чтобы прочитать заказ, написанный несмываемым маркером. Надпись была свежей, липкие черные чернила размазались под моим большим пальцем.
Американо со льдом, четверная доза.
Видимо, кто — то не выспался прошлой ночью, потому что такое количество кофеина разбудит и мертвеца. Даже город, полный зомби, не выстоит против такого заказа. Они восстанут из мёртвых от одного лишь дуновения пробуждающего аромата.
Ожидая, пока заварится эспрессо, я постучала пальцами
Пока я систематично выполняла ежедневную рабочую рутину, то разумом наполовину была в настоящем моменте, а наполовину за пределами сознания, проникая в сонное царство, в котором изо дня в день шел процесс созидания. Так что, когда из бойлера кофемашины раздалось низкое рычание, мои мысли были далеко отсюда. Я, конечно, услышала его, но не осознала, а ведь это совершенно разные вещи, потому что, если быть честной, мои рефлексы не могли полагаться на руки или любую другую часть тела.
Прежде чем до меня дошло, что этот механический стон — реально существующий звук, пар повалил со всех щелей, обдавая меня кипятком, который забрызгал барную стойку, как утративший контроль садовый опрыскиватель. Я намокла с ног до головы. Собрав все полотенца, что смогла найти в пределах досягаемости, я скомкала их и заткнула ими машину, которая теперь дребезжала, как сушилка, поставленная на высокую скорость.
— Помощь не помешает! — крикнула я через плечо, продолжая прижимать тряпки к брызгам, вылетающим словно из пожарного гидранта, ткань жалила, обжигая пальцы. Неосознанно (поскольку я вернулась в момент здесь и сейчас, инстинкты снова заработали) я выронила тряпку из рук. На меня под большим давлением хлынул поток, который окатил одежду, волосы и кожу расстрельной командой водяных пушек, единственная цель которых — убить меня.
— Держи.
Я не узнала голоса и не могла видеть сквозь капли, затуманившие зрение, но один из посетителей, чтобы защитить меня от натиска воды, быстро оттолкнул локтем, выскользнул из пиджака и накинул его на машину. Повернувшись ко мне спиной, он одной рукой ловко возился с какой — то водопроводной трубой за стойкой бара, а другой придерживал промокший пиджак. Ещё мгновение подёргавшись, машина выпустила последний раздражённый вздох пара и воды, а затем всё остановилось. Всё, кроме моего сердца, которое начало собственный бросок, достойный олимпиады. И взяло золото. Я почти начала напевать национальный гимн, чтобы отпраздновать.
— Твою мать! Спасибо! — прокричала я, зарываясь руками в спутанные каштановые волосы, которые почернели из — за покрывшей их жидкости. Я наконец сморгнула воду, и мой спаситель появился в поле зрения. — О боже мой.
Это он.
— Ты в порядке? — Ещё когда он только начал медленно поворачиваться на каблуках своих итальянских кожаных мокасин, на его лице промелькнуло узнавание, и немного приоткрылся рот. Он себя не контролировал: челюсть отвисла, глаза поражённо распахнулись.
— Да, — выдохнула я, промокая пряди волос уже сырым полотенцем. Во имя всего святого, как этот мужчина здесь оказался? Не в Нью — Йорке, а тут, на моём рабочем месте, в личном пространстве. Разве парню не положено быть в Италии? Я имею в виду, что, когда каждый день фантазировала о нём, как будто он герой моего личного любовного романа, именно там происходили и разворачивались сцены в равной степени абсолютно выдуманных и горячих мечтаний.
Я
— Твой пиджак.
— Всё в порядке, — поспешно ответил он, надевая его.
— Хорошо.
Затем, передумав, он сложил пиджак пополам и повесил на левое предплечье.
— Разве что немного мокро.
— Немного? — Я постаралась не рассмеяться и спрятала хихиканье за ладонью. — Он промок насквозь.
— Просто немного горячей воды. — О боже мой, от его улыбки я растекусь лужицей на полу, а это последнее, что нужно этой кофейне. Здесь уже и так всё выглядело, словно на всю мощность поработали пожарные гидранты. Кара и другие мои коллеги были заняты тем, что собирали шваброй и рулоном бумажных полотенец учинённый потоп. Если я растаю и стану частью этого беспорядка, это только усугубит ситуацию.
— Слишком много горячей воды.
Он выдавил улыбку, сверкнув глазами.
— Я и прежде попадал в неприятности [18] , не подобным образом, но уверяю тебя, всё хорошо.
«Да, ты хорош», подумала я, и мой живот сжался, как скрученное полотенце.
— Могу я, по крайней мере, отдать его в химчистку? — Я раздумывала о том, чтобы спросить его, помнит ли он меня по музею, но этот порыв застрял в горле вместе с дыханием. Даже с потрепанной рубашкой, прилипшей к его груди под тяжестью воды, он выглядел неотразимо. Мне хотелось предложить почистить и рубашку только для того, чтобы появился повод содрать её с его гладкой кожи.
18
в ориг. hot water — горячая вода, на сленге неприятности
— Это просто вода. Она высохнет. — Застенчивая улыбка появилась на его лице, когда он сказал:
— Но ты должна мне кофе. Я рассчитывал, что этот кофеин впрыснет жизнь в мои вены.
— Засиделся допоздна? — Почему я только что это сказала? Неужели всерьёз намекаю, что парень занимался бог знает чем? И какое мне до этого дело? Стоило закрыть рот и умерить свое любопытство. Я не имела права знать этого.
— Да. Так и было.
Чёрт. Это не тот ответ, который хотелось услышать.
— У меня сжатые сроки, и я пробыл в офисе до трёх утра. — Вот этот куда лучше. По нему я могла предположить несколько вариантов развития событий и ни один из них не вызвал ревности. — А ты? — Он прислонился спиной к стойке и скрестил ноги. Не знаю, почему он всё ещё оставался вместе со мной за барной стойкой, но не собиралась жаловаться. С таким же успехом он мог попросить меня перевести Британскую энциклопедию на санскрит. Думаю, единственное, что заставило бы меня пожаловаться, это если бы он вдруг покинул своё место рядом со мной. — Всю ночь глазела на обнажённых мужчин?
Дерьмо. (Такой себе пример броского ругательства).
— Эм. — Сердце бешено заколотилось в груди, как отбойный молоток, раскалывающий асфальт. — Нет. — Постыдный горячий румянец обжёг щеки, я ощущала, как они пылали от жара.
Становилось всё страннее и страннее. Вся эта история с конкурсом мокрых футболок уже поставила нас в неловкое положение.
— Ты занимаешься этим только в отпуске?
— Н — е–ет, — пробормотала я, заикаясь, как будто у меня проблемы с речью. Куда только делась способность говорить связно? — Нет, не только в отпуске.