Доверься мне
Шрифт:
— Мне нравятся эти. — Я возбуждённо закивала головой, а потом решила поубавить пыл, чтобы не выглядеть как щенок, собирающийся на прогулку. Будь у меня хвост, я бы им виляла.
— Ты говорила это о предыдущих четырёх парах.
— Потому что они мне нравились. — Правда. Мне нравилось всё, что он примерял. Но ещё больше привлекала мысль о том, как он выглядел между тем, как надевал эти брюки.
— Ты знаешь, что мало чем помогаешь? — Он стоял перед зеркалом, наклонив подбородок и рассматривая джинсы, низко сидящие на бедрах. Выцветшие
— Я предупреждала тебя. И, честно говоря, я правда считаю, что тебе не нужна моя помощь.
— Нет, — сказал он строгим, но совсем не суровым тоном, просто непреклонным. — Нужна. Я никогда прежде не покупал джинсы.
Я понятия не имела, как такое возможно. Все носили джинсы. Чёрт, на прошлой неделе во время утренней прогулки я даже видела ребёнка, щеголяющего в джеггинсах. Это обычная одежда любого живущего на планете. В больнице при твоём рождении, вместо того чтобы пеленать, они должны бросить в твою сторону пару джинсов, потому что, в конечном итоге, ты проведёшь в них семьдесят процентов жизни. Я всё ещё не знала, где постоянно проживал Лео, в Нью — Йорке или Италии, но, в любом случае, он с планеты Земля, и поэтому носил джинсы. Я же, в свою очередь, наблюдая затем, как он снуёт туда — сюда за занавеской примерочной, чувствовала себя так, словно парю где — то в космосе. Я могла носить всё, что угодно, но скафандр подошел бы больше всего.
— Ты никогда не покупал джинсы?
— Нет. — Он засунул руки в передние карманы, чтобы почувствовать, как сильно они растягиваются. — Пока я рос, покупки делала мама. Теперь у меня есть личный портной, который приходит в офис, чтобы подогнать мне костюмы. Всё это ново для меня.
— Может, тогда тебе следует спросить совета у мамы, — поддразнила я, пренебрежительно махнув рукой в воздухе.
— Есть много чего, что я хотел бы спросить у неё, но не думаю, что её мнение по поводу штанов теперь будет иметь значение. — Взгляд Лео встретился с моим, когда он повернулся ко мне лицом. Мягче чем обычно, а морщинки в уголках глаз делали его похожим на маленького мальчика, которому только что сказали, что Санты не существует. — Мама умерла почти десять лет назад.
Я прижала руку ко рту.
— О боже, Лео. Прости.
Он выдавил из себя лёгкий смешок с милой улыбкой и сказал:
— Ты извиняешься, как будто имеешь к этому какое — то отношение, Джули. — Шагнув ко мне, он провел большой ладонью по подбородку и отмахнулся от того, какой мрачный поворот получил наш разговор. — Нравятся эти? Моя задница не выглядит в них большой?
Ну, конечно, этими словами он фактически приклеил мой взгляд к своим ягодицам, не то чтобы я уже на них не пялилась.
— Нет, всё идеально.
— Считаешь, что моя задница идеальна?
— Есть ли какой — то ответ, который не выставит меня в совершенно жутком свете? Потому что такое ощущение, что меня загнали в угол.
— Хочешь, чтобы я загнал тебя туда? Не думаешь, что для этого ещё слишком рано?
Я игриво закатила глаза, надеясь, что он поймёт мою попытку пофлиртовать и не подумает, что я действительно раздражена. Потому что это не так. Смущена? Да. Взволнована? Без сомнения.
— Английский не является твоим родным языком? Потому что, кажется, тебе сложно меня понимать. Тогда какой родной? — Я сложила джинсы, которые он примерял ранее, в аккуратную стопку рядом со своим стулом, надеясь, что он купит их все, потому что они действительно выглядели фантастически на нём.
— Вообще — то да. Italiano.
Если это не самое сексуальное, что я слышала, то я даже не знаю, что с этим сравнится. Он мог бы сказать:
— Моя собака только что нагадила на твою подушку. — А я бы всё ещё пускала по нему слюни. Пришлось приложить усилия, чтобы заставить мышцы челюсти сомкнуться. И просто на всякий случай я вытерла подбородок.
— Для маминого лечения мы переехали в штаты, когда мне было пятнадцать. С тех пор я живу здесь.
Он возился с пуговицей на своей накрахмаленной рубашке у треугольного выреза. Я не заметила, как эта возня перешла в настоящее расстёгивание, пока три верхние пуговицы не распахнулись, и его гладкая упругая кожа груди не показалась из — под белоснежного занавеса. Она представляла собой твёрдые мускулы и рельефные изгибы, как мрамор, превратившийся в плоть.
Я на время забыла, как сглатывать.
И дышать.
И говорить.
И вообще, как быть человеком.
— Можешь передать? — Теперь он был обнажён до пояса, и все линии на его рельефном животе сходились к букве V. У Йена имелся намёк на неё, но ничего похожего на эти крепкие канаты мышц, спускающихся к бёдрам Лео и дразнящих меня, скрываясь чуть ниже пояса джинсов. Внезапно у меня появилась новая любимая буква алфавита.
Спонсор сегодняшнего шоппинга — буква V!
— Что я могу что? — Это не имело никакого смысла.
— Передай эту футболку, Джули.
Ах футболку. Так, а какую?
— Я немного переживаю, что если буду стоять здесь слишком долго, то ты начнёшь меня рисовать, — усмехнулся Лео, делая три неторопливых шага в мою сторону, каждое движение сопровождалось шелестом брюк. Он наклонился и взял со стула рядом со мной красную выцветшую футболку и просунул голову в отверстие и взъерошил волосы, зацепившиеся за горловину. — Учитывая твою склонность рисовать обнажённых мужчин и всё такое.
Меня снимает скрытая камера? Потому что начинало казаться, что это самый унизительный момент в моей жизни, и, учитывая степень моего везения, всё записывается, чтобы весь мир мог это увидеть. Я взбила волосы на затылке рукой, ну знаете, если вдруг на самом деле велась съёмка. Если я собиралась выставить себя идиоткой, то хотя бы прилично выглядящей.
— Ой. Прости. — Это оказались единственные слова, которые я вспомнила, как произносятся, и одно из них даже не настоящее слово, скорее гортанный или сдавленный звук. — Вау, — выдохнула я, когда футболка скользнула по его телу и села как влитая. — Ты выглядишь почти как обычный парень.
От мешковатой футболки и свободного кроя потёртых джинсов до босых ног, стоящих на деревянном полу, он действительно напоминал обычного двадцатичетырёхлетнего парня. Не совсем обычного, поскольку он всё ещё смотрелся невероятно великолепным, но этот повседневный образ шёл ему. Больше никакого устрашающего костюма с галстуком.