Доверься мне
Шрифт:
Скотти открывает мне дверь после пятого стука. Волосы сбоку стоят дыбом, галстук завязан непонятно как, ведь его безжалостно сжимает пухлый детский кулачок. Феликс улыбается до ушей, словно бы говоря: «Смотри, кого я сделал своей сучкой» и за это достоин моего искреннего уважения.
— Так и думал, что ты появишься. На, займись делом. — Скотти пихает мне в руки Феликса. — Мне ужасно хочется отлить. Софи только что вернулась из Хэмптонса и отсыпается после пьянки, и…
На этом он замолкает, резко поворачивается, добегает до лестницы и поднимается
— Знаешь, ты мог бы просто положить его в кроватку, — кричу я вслед Скотти.
— Ну попробуй, чувак, — доносится сверху. — Я бросаю тебе вызов.
Скотти хлопает дверью, а я остаюсь наедине с двадцатифунтовым пускающим слюни малышом, который решил, что мне будет лучше без бровей.
— Ладно, мелкий, — убираю его пальцы от своего измученного тела, — давай найдем тебе что-то более подходящее для игр.
У Скотти довольно большой особняк в Верхнем Вест-Сайде. С центральной лестницей и комнатами по обе стороны. А еще здесь имеется гостиная, расположенная в задней части дома, где окна во всю стену выходят на небольшой сад.
До появления ребенка дом выглядел безупречно: диваны кремового цвета, светлые шелковые обюссонские ковры и стеклянные столы. Теперь же диваны темно-серого цвета, ковры по-прежнему шелковые, но уже персидские и темно-красного цвета, а столы сделаны из прочного темного дерева. Неплохо, но больше походит на семейное гнездышко, где царит бардак, а по полу разбросаны игрушки. На столе стоят четыре кружки с разным количеством остывшего кофе. Расстелено несколько детских одеял. И еще есть какая-то странная штука, кажется, с пластиковыми вставками, похожая на детскую конструкцию для лазания, с которой свисают плюшевые жуки. Необычно.
— Вот, приятель, поиграй лучше с ними, — говорю я, усаживая Феликса перед болтающимися жуками.
Он смотрит на плюшевых насекомых, затем на меня, потом снова на жуков. Маленький подбородок начинает подрагивать. Я буквально слышу, как внутри меня ревет предупреждающая о тревоге сирена: «Опасно! Опасно! Прервать операцию! Отбой!»
— Как прикольно, да? — спрашиваю, для привлечения внимания потрясая одним из игрушечных жуков.
Нет, ему вообще не прикольно. У Феликса на глаза наворачиваются слезы, он делает глубокий вдох, это словно затишье перед бурей. А затем вспышка детского гнева превращается в чудовищный вопль. Малыш беспорядочно размахивает руками, в то время как его лицо приобретает ярко-красный цвет. Зрелище не для слабонервных.
— Ладно-ладно, — беру его на руки и начинаю расхаживать туда-сюда, — все нормально. Ну и жуткие эти жуки.
Феликс не жалеет сил, чтобы у меня лопнули барабанные перепонки. Очевидно, у него впечатляющие вокальные данные, учитывая, что всю мою карьеру музыка орала на полную громкость.
— Прости-прости. — Я пытаюсь укачать его, как делает Софи, но тщетно. Мелкому не нравится. Он выгибается и орет. В страхе уронить я крепко прижимаю его к себе. — Господи, а я еще считал себя слишком эмоциональным. А что насчет этой… —
Одним полным негодования ударом серая неуклюжая обезьянка отправляется в нокаут.
— Правильно, обезьянки — отстой. Принял к сведению.
У Феликса убийственный взгляд и легкие как у гребаного Роберта Планта.
Скотти сбегает по лестнице с измученным выражением лица.
— Ты усадил его на пол, да?
— Я думал, он захочет поиграть! В самом деле, какого хера, чувак?
Скотти забирает сына, хватает детскую пустышку и подносит ко рту Феликса.
— А вот и твоя соска, любовь моя.
Маленький негодник сразу присасывается к соске и с судорожным вздохом кладет голову на плечо Скотти, будто только что прошел через долгое, тяжелое сражение. Ну, я-то его точно проиграл.
— Заткнуть отверстие. — Хлопаю себя по лбу. — Я должен был догадаться.
Две пары глаз смотрят на меня с возмущением. Заявляю официально: у меня скоро сдадут нервы, поэтому мне срочно нужно выпить или понизить уровень адреналина.
— Черт подери, откуда ты вообще знаешь, что делать?
— Прошел испытание огнем. — Скотти натянуто улыбается. — Выживает сильнейший.
Беру назад все эти отцовские шутки, которые отпускал в адрес Скотти. Ему нужно вручить медаль.
— Запиши меня в телефоне как «Спасибо, но нет», если дело дойдет до того, что потребуется няня.
— Приятель, никто из вас, шутов гороховых, и близко не подойдет к моему потомку, — фыркает Скотти. — Иначе Феликс окажется в кожаных штанах и, скорее всего, приобретет печальное пристрастие к барабанам.
Не могу сдержать улыбку.
— Звучит круто. Я рассмотрю вопрос о детских кожаных штанишках. Может, сам сошью. Хотя по поводу барабанов тебе придется спросить Уипа.
К нам присоединяется Софи. У нее усталый вид, но она в хорошем настроении.
— Да усадите вы уже ребенка.
Поворачиваюсь и целую ее в щеку.
— У вас растет маленький диктатор. Не жалейте розог и время от времени отказывайте ему.
Софи и Скотти заливаются смехом. Увидев это, Феликс тоже начинает улыбаться с соской во рту. Успокоившись, Софи вытирает скопившиеся в уголках глаз слезы.
— Да, я от души посмеялась. Мне понравилось.
— Ха-ха, — отзываюсь я с улыбкой.
— Можешь снова повторить эти слова? — Скотти достает телефон. — Хочу записать на случай, если решишь завести детей.
Это замечание тут же отрезвляет меня. Вспоминаю, что пришел как раз по поводу своего будущего счастья.
— Может, как-нибудь потом. — Я морщусь. — Слушайте, мне нужно найти Стеллу.
Такое впечатление, будто температура в комнате падает сразу на несколько градусов. Физиономия Скотти мгновенно принимает деловой вид. Это как стена, на которой написано «ничего не знаю». Софи прищуривается, словно обдумывает вариант вытащить соску у Феликса изо рта и натравить его на меня.