Довод Королей (Хроники Арции - 4)

Камша Вера Викторовна

– Ваше Величество, - граф был явно доволен случившимся, - старые заслуги - это старые заслуги, хотя служить своему королю не заслуга, но долг каждого нобиля. Я хотел бы выпить не за прошлое, ведь оно уже прошло, но за будущее Арции, свободной от крамолы и самовольства. Пора понять, что государство - его король, а король - это государство. Итак, за нашего короля!

Вино было торопливо выпито, но кубок Сезара Малве остался нетронутым. Филипп нахмурился, но промолчал. Повисла тишина. Морис Реви приятно улыбался, глаза его сыновей перебегали с короля на сына врага и обратно. Жоффруа побледнел, потом покраснел, Александр опустил глаза, избегая встречаться взглядом с кем бы то ни было, королева

с нежностью и восхищением взирала на супруга, а виконт Малве хладнокровно разглядывал шпалеру, изображающую охоту на львов в Эр-Атэве. Ждали грозы, но Филипп сдержался, хмуро провозгласив тост в честь Ее Величества.

И вновь Сезар не притронулся к своей чаше. Темные брови короля сдвинулись, стало ясно, что грозы не избежать. В исходе никто не сомневался, но и Жоффруа, и Морис, и его сыновья словно бы слились со своими стульями. Александр, смертельно бледный, переводил взгляд с брата на друга и обратно, но тоже молчал. Заговорил король:

– Виконт, я могу понять ваше нежелание пить за будущую верность нам, раз вы не намерены ее хранить, но долг рыцаря поднять кубок за свою королеву.

– Сожалею, государь, - наклонил голову Сезар, - но я не могу.

– Не можете или не желаете?

– Я не стал бы пить даже в память святого Эрасти. Я дал обет отказаться от вина.

– И когда же вы его дали, Малве?
– в голосе Филиппа сквозила подозрительность.

– Сегодня вечером, - охотно пояснил Сезар.

– Что ж, слово Мальвани - это слово Мальвани. Я вас более не задерживаю. Засвидетельствуйте мое почтение вашей матушке.

– Она будет тронута, Ваше Величество, - Сезар учтиво поклонился королю и стремительно вышел.

Проводив глазами удаляющуюся фигуру, король повернулся к братьям:

– Надеюсь, вы никаких обетов не давали?

Жоффруа пробормотал что-то нечленораздельное, Александр пожал изуродованным плечом:

– Его Преосвященство не советовал мне отказываться от чего-либо, не распробовав.

– Вот как?
– протянул Филипп, явно не зная, злиться ему или смеяться.
– И что же еще тебе посоветовал Его Высокопреосвященство?

– Вы не жалеете, что не посвятили себя церкви?
– вмешалась королева.

– Сандер мне нужен здесь, Элла, - резко оборвал супругу Филипп и поднялся, давая знать, что вечер окончен.

2882 год от В.И.

Ночь с 10-го на 11-й день месяца Вепря.

Арция. Фей-Вэйя.

Вот и настала та ночь, которой она так боялась, ночь, когда прошлое приходило к ней, властно заглядывая в глаза. Она пробовала бороться, клялась, что не заснет, не позволит теням пусть на одну ночь, но заслонить свет. Не выходило. Можно было проводить эти часы с сестрами, но Анастазия не была уверена, что сон, приходящий к ней в годовщину гибели Шарля Тагэре, только сон. Существует хоть и призрачная, но вероятность, что голос герцога расслышат те, кто будет рядом, а значит, она должна быть одна. Ее тайна не может стать достоянием Цецилии и иже с ней. Здесь, в Фей-Вэйе, умели читать чужие мысли по малейшему дрожанию губ или взмаху ресниц... Анастазия отпустила наперсниц, зажгла свечи, затем надела рубины, единственную защиту от ежегодного безумия. В глубине души теплилась надежда, может быть сегодня ОН не придет, все-таки двенадцать лет... Тагэре должен понять, что она больше ему не принадлежит, ее дорога в горние выси, а не в его Тьму.

Анастазия, Предстоятельница ордена святой равноапостольной Циалы, некогда бывшая эстрийской ноблеской Соланж Ноар, выпрямилась в кресле, прислушиваясь к звукам засыпающей Фей-Вэйи. В прошлую годовщину она попыталась укрыться в зале Оленя, в позапрошлую - в храме. И везде ее настигал то ли сон, то ли бред, в котором Шарль Тагэре звал ее с

собой, и она готова была броситься за ним в преисподнюю. Ее спасали лишь камни и вмешательство святой, но она еще долго чувствовала себя униженной и разбитой. Никакие молитвы, никакие заклятия не защищали от прошлого, и Анастазии начинало казаться, что оно исчезнет лишь вместе с ней. Не страшившаяся никого и ничего, она до безумия боялась этих призрачных встреч, не зная, где, когда и каким придет к ней ее бывший любовник. Несколько раз она видела его раненым в иссеченных доспехах, дважды он появлялся в полном герцогском облачении, а год назад был таким, как в их последнюю встречу в саду Фей-Вэйи... Больше живым она его не видела. Может, это добрый знак, и он наконец оставит ее в покое? Какая сейчас ора? Наверняка больше полуночи.

Анастазия выглянула в окно. Вьюга. Ветер кружит снежные хлопья, завывает в трубах, колотится в двери. Белый Вепрь несется, не разбирая дороги, взметая тучи снега... Как же далеко до весны, и как длинна эта ночь! Воистину зимние ночи ослабляют дух, это ловушка, расставленная Тьмой.

– Я должен поговорить с тобой.
– Она вздрогнула, услышав ставший ненавистным голос. Все-таки он пришел!

Герцог стоял у камина, протянув руки к огню, на светлых волосах таяли снежинки. Он был бледен, спокоен и равнодушен, и сердце Анастазии забилось от неуместной боли. Неужели разлюбил? Пришел попрощаться? Только не поддаваться! Ни в коем случае! Иначе она загубит себя. Женщина, как топающий за веревку, вцепилась в алое ожерелье. Как всегда, это помогло, она овладела собой. Первый порыв самый опасный. Когда Шарль появился впервые, она вообще бросилась к нему на шею... Но теперь она предупреждена и вооружена. Это сон, бред, наваждение. Она должна проснуться.

– Тебя нет. Уходи и не возвращайся. Тебя больше нет!

– Я как раз есть, - он повернулся к ней, - это ты умираешь, хоть и кажешься себе живой.

– Что тебе надо? Я не пойду за тобой. Я больше не твоя.

– Я вижу, - в серых глазах плеснулась и погасла боль, - я проиграл тебя... Я не смог тебя сберечь, и я не смог тебя забрать. Ты становишься проклятием Тарры, Сола. Ты не виновата, я знаю. Так получилось.

– Что получилось?
– она сама не заметила, как встала и шагнула к нему. Почему он не зовет ее с собой? Почему не говорит о любви?
– Шарло...

Она обезумела, но резкая боль отрезвила ее. Ее рубины! Они вновь спасли ее, когда она готова была сдаться. Герцог отступил, глядя на нее, как смотрят на змей и палачей. Ну и пусть! Он ей не нужен! Все кончено, и давно. Она Предстоятельница ордена святой равноапостольной Циалы, она знает, чего хочет и во имя чего живет. Прочь, тени прошлого!

– Именем святой Циалы я изгоняю тебя!

– Что ж, - Тагэре покачал головой, - ты сказала все. Теперь слушай меня. Предательница не властна над теми, кто не предавал. Для меня ее имя пустой звук. Тебя уже не спасти, иди своей дорогой, да будет она проклята. Но не смей трогать тех, кого я любил! Я предупреждаю тебя, Анастазия. Повелевай своими крысами и будь этим счастлива, но Арция не твоя и твоей не будет...

– Ваша Иносенсия!
– в голосе склонившейся над ней сестры бился ужас, Анастазия с трудом разлепила тяжелые веки. Она опять уснула, и ей снился кошмар. Неужели она кричала так громко, что прибежали сестры?

– Что случилось?

– Ваша Иносенсия, спуститесь скорее вниз...

Хвала святой Циале, тревога Цецилии и Лукии не связана с ней. Что бы там ни было, это лучше безумного разговора с умершим герцогом! Ее Иносенсия решительно встала и направилась к выходу, по дороге расспрашивая сестер о причине их страха. Те что-то лепетали, но смысл до Анастазии дошел не сразу.