Довод Королей
Шрифт:
Рито понимал, что его выбор по возможности не должен никого оскорбить, поэтому самые красивые, самые богатые и самые знатные отпадали, равно как и сестры и возлюбленные «волчат». Решение пришло само собой, когда он поравнялся с ложей герцога Ларрэна. Средний брат короля ничего хорошего собой не представлял, но мирийский нобиль мог об этом и не знать. Зато Жоффруа был в одинаково напряженных отношениях и с «пуделями» и с «волчатами», а сидящая вместе с ним и его женой худенькая девушка с испуганными глазами явно не числилась среди первых красавиц, и было не похоже, чтобы в жизни ей выпало много радости.
Рафаэль соскочил с коня и решительно преклонил колено перед Жаклин ре Фло.
2885
2-й день месяца Лебедя.
Арция. Гарата
Трудно было представить себе двух людей, менее схожих, чем Рафаэль Кэрна и Эдмон Тагэре, но для дочери Короля Королей властелин ее детских грез и победитель Жореса Аганнского слились в одно целое. Приучившаяся быть незаметной, как ночная бабочка на стволе дерева, Жаклин боялась всего и всех. В доме сестры ей было плохо, она безумно боялась Жоффруа, убившего отца и несчастного Филиппа, а за пределами особняка Ларрэнов подстерегали Вилльо. Впрочем, ее очень редко выпускали из дома. Лишь когда ее отсутствие было бы неприличным, она сопровождала сестру и ее супруга в храм, на королевский прием или на турнир. Жоффруа ревниво следил за тем, чтобы к свояченице никто не приближался, и она прекрасно понимала, что дело в отцовском наследстве. Изо, полностью подчинившаяся мужу и утратившая свою природную веселость, даже не пыталась защищать сестру. Король старательно избегал дочь Рауля, а родственники королевы видели в ней источник богатства, еще не прилипшего к их жадным лапам. Единственный, кто смотрел на нее с сочувствием, был Сандер, но его она встречала редко.
Жаклин хотелось броситься к Александру и попросить забрать ее из недоброго, чужого дома. Но поговорить с герцогом Эстре наедине ей не давали, а пойти наперекор надсмотрщикам не получалось. Сандер несколько раз подходил к ней, здоровался, спрашивал, может ли чем-то помочь, а она, проклиная себя, бормотала, что все в порядке и ей хорошо у сестры и Жоффруа. Можно было попросить защиты и у кардинала, но для этого требовалось проявить непокорство, а она была слишком напугана. Единственное, на что ее хватило, это закричать, когда к ней ночью ввалился пьяный Жоффруа. Тот, впрочем, не стал настаивать, только рассмеялся и сказал, что если на такую дурнушку кто и позарится, то за большие деньги, а он был готов порадовать ее по-родственному. Муж сестры ушел, а она осталась в темноте плакать о том, чего у нее никогда не было и не будет.
Единственным утешением Лины и ее величайшей тайной оставались песни, которые она втихаря сочиняла и прятала в щель между подоконником и стеной. Она их никогда не перечитывала, хотя в тайнике скопилось немало баллад и романсов. Последний месяц дочь Короля Королей и вовсе спала наяву. Сестра с трудом носила очередную беременность, Жоффруа пил со своими сигурантами, а Жаклин смотрела из окна, как высокие каштаны гасили белые венчальные свечи, и думала, узнает ли она на райских мостах Эдмона Тагэре, или они пройдут мимо друг друга.
Даже поездка на турнир и та ее не разбудила. Лина послушно надела приготовленное камеристками платье и заняла место рядом с сестрой. Изо было плохо, она с трудом терпела жару, шум и пыль. Жоффруа отпускал дурацкие шуточки в адрес всех и каждого, то и дело приказывая пажу принести вина, а Жаклин думала о своем. Она очнулась, когда на ристалище осталось двое. Жорес Аганн, которого она боялась и ненавидела, и черноволосый молодой человек в темно-красном, показавшийся ей героем баллады.
Вдова Филиппа Гаэльзского с ужасом наблюдала, как железный всадник раз за разом бросался на безоружного мирийца, а тот неуловимым движением обманывал громыхающую смерть. Потом Жаклин поняла, что сила на сей раз проиграла ловкости. Когда Вилльо упал под восторженный рев зрителей, а Жоффруа громко потребовал вина, чтобы выпить за здоровье победителя, Лина поняла, что сидит, подавшись вперед и вцепившись побелевшими руками в подлокотники кресла. Она не разобрала,
Когда Рафаэль Кэрна протянул ей Золотое Сердце, она ничего не поняла. Этого не могло быть, но это было. Победитель стоял перед ней на коленях, сияя огромными темными глазами, и ласково улыбался. Жаклин встала, сделала неловкий шаг, не заметила ступеньки и наверняка бы упала, если бы мириец ее не подхватил.
Потом играли трубы, ее верхом на белом коне, которого вел под уздцы маркиз Гаэтано, провезли вокруг ристалища, им под ноги летели цветы, она слышала шум голосов. Кто-то выкрикнул здравицу в адрес ре Фло, и она вздрогнула, вспомнив лицо отца. Затем она стояла между Почетным Рыцарем и королем – между братьями Тагэре – и повторяла какие-то слова, которые подсказывал ей Сандер, и вдруг, неожиданно для самой себя, произнесла пришедшее ей в голову четверостишие, которое тут же подхватили герольды.
Все это – увитый живыми цветами помост, девушки в розовом и в белом, звуки лютней и гитар, взлетавшие к небесам голуби – казалось цветным сном, куда более бредовым, чем ночные грезы. Красочный вихрь шумел, кружился, слепил разноцветными искрами, а она видела лишь смуглое веселое лицо и темные волосы, слишком длинные для арцийца. Рафаэль Кэрна стал ее ожившей песней, она слышала его голос, шла, опираясь на его руку, по пологой белой лестнице, сидела рядом с ним на пиру и не верила, что он и вправду есть. А он был. Пил вино, шутил, смеялся, отвечал на вопросы. Напротив них, на таком же помосте восседала королевская чета, третье возвышение занимал Почетный Рыцарь, ухаживавший за ослепительной чернокудрой красавицей. Жаклин не сразу поняла, что это сестра ее рыцаря, что ее зовут Дариоло, а его Рафаэль, ведь у сказочных принцев имен не бывает.
А Рито не знал, чем занять свою странную даму. Обычно он с ходу находил общий язык с любой женщиной, но Жаклин лишь молчала и счастливо улыбалась. Он так и не понял, кто же его случайная избранница, хотя не мог не испытывать к ней острой жалости, словно к больному жеребенку. Она и походила-то на испуганного жеребенка, которому очень не повезло с хозяевами.
Праздничный вечер катился по своим законам. Играли и пели менестрели, слуги разносили кушанья и вина, затем заиграла музыка. Рито и Звезда Турнира шли первой парой, мириец не успел разобраться в арцийских танцах, но этот танец-шествие оказался совсем простым. Его спутница знала все фигуры, а Рафаэль любое движение схватывал на лету. Затем все вернулись на свои места, но ему пришлось занять место рядом с королевой, в то время как Звезда оказалась в обществе Почетного Рыцаря, а к сестре подошел король.
Поглощенный разговором с Ее Величеством и разглядыванием присутствующих дам, мириец и думать забыл о девушке, которой преподнес Золотое Сердце. Элеонора ему не нравилась, но она хотя бы не молчала. Если королева и затаила на него зло за то, что он унизил ее сына, она это весьма ловко скрывала.
– Байла известна только в Мирии, не правда ли?
– Да, Ваше Величество. Никто не знает, когда и почему мы стали танцевать с быками. У каждого народа свои причуды.
– Расскажите, – лицо Элеоноры выказывало живейшую заинтересованность, – как вы танцуете.
Можно было ответить, что бык – это тот же рыцарь, только опаснее, но Рито Кэрна был слишком хорошо воспитан, чтобы напоминать матери о поражении сына.
– Прекрасная сигнора, главное в байле принудить быка делать то, что хочет байланте. У меня есть короткий плащ, с одной стороны – алый, с другой – белый. Я дразню быка, тот бросается на меня, хочет ударить то, что движется, но движется плащ, а я неподвижен, и он пролетает мимо. Пропустить быка сбоку очень просто, у нас это умеет каждый мальчишка. Немного веселее стоять к нему лицом. Тут главное угадать, когда сделать шаг в сторону, чтобы бык пробежал под оставшимся на месте плащом. Но лучше всего, конечно, береника.