Дойти и рассказать
Шрифт:
– Такое ощущение, что для них удовольствие ощущать себя большими и сильными на нашем фоне значит гораздо важнее каких-то там денег…
– Ну, не скажи. Деньги – они где-то там. А мы – конкретные, и здесь.
Посмеявшись, компания начала расползаться по сторонам, устраиваясь на ночь. Зарываясь в свитера и положив под голову рюкзак, Николай уже сонно додумывал остатки каких-то мыслей. Ему пришло в голову, что Умалт не ширяется в основном значении этого слова, то есть не вводит наркотики внутривенно. Скорее всего, покуривает. Что там по фармакологии было на эту тему? Ох, слишком давно это было, и слишком поверхностно. Если течёт слюна… Все местные растительные наркотики, как бы они ни назывались – гашиш, ханка, конопля, маковая соломка, – все они есть производные старого доброго
Чёрт его знает. Теория здесь не значит ничего. Разве что можно предсказать, что к боли такие люди малочувствительны – значит, при попытке что-то устроить надо не сгибать, а ломать конечность. А после неё шею. И уходить. Домой… И страшно пытаться, и надо… Дома мама. Трамвай, заворачивающий с Петропавловской на Льва Толстого, хрустящий белый халат, доставаемый из сумки… Как всё далеко, просто тысяча лет… Страшная сшибка в центре до-джо, под взглядами трёх десятков пацанов, не прощающих неумения, с бокеном против двух копейщиков, когда темпа едва хватает, чтобы уводить от ударов корпус, откручиваясь то от одного, то от другого. Копьё – единственный вид доступного крестьянину оружия, представляющий опасность для самурая… Ко наримасита… Пусть так и будет… Пальцы девятнадцатилетнего Горячева, второй гитары мира, перебирающего струны в невероятной скорости двух ведущихся одновременно мелодий фламенко, почти не касающихся друг друга… Неужели этого не будет уже никогда?… А умереть за это можно. Но не сейчас. Завтра. Всё. Сон…
Семь
Это случилось, наверное, в самом начале сентября. Ни у кого из их компании не уцелело календариков – и в том, какое нынче число, мнения расходились дня на три-четыре. Как спросить «Какое сегодня число?» -– Николай уже выучил – «Ху тиирах джиалла?», но ответы местных на этот так ни разу и не заданный им вопрос наверняка разнились бы от ещё более или менее вежливого «шинар» (вторник) до просто «таксан» – «сегодня». Впрочем, какая разница?
Если от времени суток ещё что-то зависело, если часами определялась работа, еда и сон, то число не значило ничего. Смысла ждать конца вахты, расчёта и триумфального отъезда домой со значком ударника на лацкане обтрёпанной строевки – не было, и не могло быть.
В день, когда впервые совместились все возможные параметры, составляющие понятие «шанс», Николай работал вдвоём со стоматологом Шалвой в одном из домов на восточной окраине села. Работа была не особо тяжёлая: керамзит да стяжка, но зато бетонный раствор приходилось делать самим, причём небольшими порциями, чтобы он не застыл, пока они затаскивают носилки на второй этаж, заливая и разравнивая очередную ячейку сетки из выложенных на подушку реек.
Конвоир в течение дня у них был один. В принципе, большой новостью это не стало – случалось такое и прежде, но до сих пор каждый раз что-то другое заставляло Николая смотреть в пол, чтобы охранник не мог прочитать его мысли. В этот раз на страже был Хамид, и вонючий сладкий табак, который он курил, держал его в состоянии блаженного расслабления. Выработанный временем автоматизм не давал ему выключиться окончательно, и время от времени конвоир совершал достаточно сложные действия, подсказываемые ему подкоркой: изображал лицом напряжение, когда работники выходили во двор к корыту с раствором, поднимался к ним на этаж, пару минут расслабленно наблюдая за их трудом из дальнего угла, и так далее. Уходил он не оглядываясь и бормоча себе под нос что-то неразборчивое, но спокойное.
– Он не получка, не аванс… Он выпадает, знаете ли, только раз… – напел Николай вслух в начале дня, как только осознал, что проводивший их до объекта Анзор окончательно «ушел». Шалва покосился и молчал, наверное, минут десять. К этому моменту Николай сам перестал напевать и начал потихоньку пропитываться напряжением.
– Турпала в округе с утра не видел? – поинтересовался грузин.
– Типа, «зайца не видали»?
Шутка прозвучала
– Нет, не видел.
Работа была слишком нудная. Она не затрагивала мозг и оставляла массу времени на размышления о сложившейся ситуации. Если бы рядом находился Игорь, было бы, наверное, легче. Николай почему-то всегда полагал, что если уж им удастся бежать, то либо всей четвёркой, либо в паре с Игорем – но где тот сейчас находится, он не имел никакого понятия. Шалва, несомненно, был хорошим и славным парнем, но как напарник… Слишком худой, слишком сутулый; слишком, пожалуй, пропитанный интеллигентностью. Из тех грузин, которые становятся художниками и поэтами, а не бойцами.
– Шалва… – тихо позвал он.
Парень обернулся. Лицо бледное, губы сжаты.
– Ты как думаешь, можно что-то?… – Николай оборвал фразу на полуслове
– Мы столько времени говорили о таком случае… Но если поймают…
Они оба помолчали. Если поймают – могут и убить. А могут и чего хуже придумать, в этом сомневаться не приходится. Николай не столько боялся смерти в прыжке, на лету, сколько страшился мучений и осознания безвыходности. Как, наверное, каждый человек – но от этого не становилось легче. Он вовсе не был уверен в себе. Сейчас все те разговоры, что они вели в тёмном подвале, отходя после работы и пытаясь игрой ума и грубыми шутками расшевелить закостеневшие от усталости мозги, – казались далёкими и ненастоящими. А ситуация была здесь, под носом. Разговаривать – это одно, а вот действительно совершить что-то, рискуя при каждом неудачном движении нарваться на пулю… Да и справиться с вооруженным бойцом – это лишь первый этап, потом надо будет уходить далеко и быстро, а куда – не очень пока ясно. То, как называется это проклятое место, до сих пор не удалось выяснить никому.
– Шалва!
– А?
Они разогнулись одновременно, оглядывая друг друга с головы до ног.
– Шалва, я как-то не спрашивал. Ты в какой группе на спорт ходил? В «спецназе»?
– Нет, в общей.
– Бегать много приходилось?
– Ну, случалось иногда.
– Тогда на старт…
Это была просто концовка анекдота, сказанная, чтобы снять напряжение. До старта было ещё полдня. Как оно обычно и бывает, в этом были свои хорошие стороны, но и свои плохие. Даже уже вроде бы решив рискнуть, Николай всё еще не до конца убедил сам себя в неизбежности такой попытки, он не был твердо уверен, что сумеет скомандовать «Пошёл!» самому себе. Подсознание, видимо, искало весомые причины не рисковать, а остаться в уже устоявшемся статусе. Но если слушаться подсознания безоговорочно, то превратишься в обезьяну. Или в безропотную рабочую лошадь. Постепенно, конечно…
– Подержи лопатень…
В оставшуюся половину дня Николай пытался напомнить телу вколоченные в мышцы комбинации движений. Получалось вроде бы нормально – но это всё теория, опять теория… Ни в одном до-джо, какой бы продвинутый сенсей в нём ни преподавал, не будут использовать в качестве учебного пособия автомат Калашникова. Но автомат – это данность. На одном его конце находится обкурившийся гашишем враг, а на другом, «рабочем» – тот, кто очень хочет домой. К маме в том числе. Знаете, какое самое опасное место на земле? Это место между матерью и её ребенком. А с какой именно стороны опаснее – это в каждом отдельном случае определяется способностями обоих. Мама у Николая была в своё время альпинисткой, но бить человека по голове совковой лопатой ей, наверное, никогда не приходилось. Сам он драться умел, но сейчас не менее полезным оказалось бы умение лазать по горам. Вот ведь ирония…
– Давай ещё раз подумаем чуточку.
Не стараясь выровнять дыхание, Николай забрал у Шалвы лопату и несколько раз крутанул её вокруг себя.
– Анзора нет. Турпала не видно. Нас охраняет один из двух самых слабых бойцов команды. Мы на краю села, причём на том краю, на котором нужно. Так?
– Так.
– Что в минус?
– Автомат.
– Отберу я автомат, как ты думаешь?
– Легко сказать.
– Угу…
Двигалось Николаю вроде бы легко, но как оно будет на самом деле…