Дождь для Джона Рейна
Шрифт:
Конечно, долги — только часть дела. Кроме них, есть еще и скрытая угроза. Но у Тацу по отношению ко мне имеется слабое место, которое не позволяет ему быть слишком прямолинейным. Иначе он бы уже давно обходился без всех этих беспроигрышных вариантов — мол, мы старые друзья, черт возьми, — а заявил бы прямо, что, если я не буду сотрудничать, он сообщит мои теперешние координаты моим старым друзьям-крестоносцам. Что было бы очень легко сделать.
— Я думал, ты хочешь, чтобы я ушел на пенсию, — снова сказал я, зная, что почти проиграл.
Тацу залез в нагрудный карман и достал
— Работа очень важная, Рейн-сан, — проговорил он. — Я не стал бы просить об одолжении, если бы это было не так.
Я знал, что в конверте. Имя. Фотография. Адрес работы или проживания. Уязвимые места. Настойчивое требование, чтобы все выглядело «естественно», подразумевается или будет высказано устно.
Я продолжал сидеть неподвижно.
— Прежде чем согласиться, мне надо кое-что выяснить, — сказал я.
— Ты хочешь знать, как я нашел тебя, — кивнул он.
— Правильно.
Тацу вздохнул.
— Если я поделюсь с тобой этой информацией, что помешает тебе снова исчезнуть?
— Возможно, ничего. С другой стороны, если ты мне ничего не расскажешь, вполне вероятно, что мне больше не захочется с тобой работать, что бы там ни было в твоем конверте. Решай сам.
Он не торопился с ответом, как будто взвешивая «за» и «против», но Тацу всегда думает на несколько ходов вперед, и я уверен, что он ожидал чего-то подобного. Колебание — просто прием, предназначенный убедить меня, что я выиграл нечто ценное.
— Записи руководства таможни, — ответил он наконец.
Я не особенно удивился. Всегда есть доля риска: Тацу мог узнать о смерти Хольцера и предположить, что за ней стою я. Если так, значит, он мог проследить мои передвижения и прийти к заключению, что последний раз, когда он видел меня в Токио, и день, когда Хольцер был найден мертвым на границе округа Колумбия, отстоят друг от друга меньше чем на неделю. Но убить Хольцера для меня было очень важно, и я был готов заплатить за снисхождение. Тацу просто выставлял мне счет.
Я молчал, и через некоторое время он продолжил:
— Одинокий путешественник с паспортом на имя Фудзивары Джуничи вылетел из Токио в Сан-Франциско тринадцатого октября прошлого года. Информации о его возвращении в Японию нет. Логично заключить, что он остался в Соединенных Штатах.
В каком-то смысле это так. Фудзивара Джуничи — мое японское имя по рождению. Когда я узнал, что Хольцер и ЦРУ выяснили, где я живу в Токио, то понял, что им больше нельзя пользоваться. Я поехал в Штаты, чтобы убить Хольцера, имея в кармане паспорт на имя Фудзивары Джуничи, а вернулся в Японию с другими документами, заранее заготовленными на случай непредвиденных обстоятельств. Я надеялся, что те, кто ищет меня, купятся на этот ход и решат, что я перебрался в Штаты. Многие так бы и сделали. Только не Тацу.
— Как-то я не мог представить себе, что ты живешь в Штатах, — продолжал он. — Тебе… так комфортно в Японии.
— Полагаю, у тебя были там дела.
Тацу пожал плечами:
— Я спрашивал себя: если мой старый друг на самом деле не уехал из Японии, а только хочет, чтобы я поверил в это, что бы он сделал?
Тацу сделал паузу — фокус предсказателя судьбы, в котором сторона, якобы предоставляющая информацию, на самом деле умно вытягивает ее. Пока Тацу высказывал только предположения и общие мысли, а я не торопился заполнять пробелы, ничего не подтверждая и не отрицая.
— Возможно, ты использовал то же самое новое имя, чтобы вновь въехать в страну, а потом переехать куда-нибудь, — продолжил он через некоторое время.
Конечно же, я не использовал то же имя. Сделав так, я бы подарил преследователю слишком явную зацепку. Тацу не мог быть в этом уверен и, как я предполагал, надеялся узнать больше, заставив меня отреагировать. Если бы я ошибся и подтвердил, что использую то же самое имя, он бы ответил, что именно так ему удалось найти меня; то есть у него исчезла бы необходимость объяснять, как это на самом деле ему удалось, и оставить слабые места нетронутыми, возможно, чтобы впоследствии воспользоваться ими еще раз.
Я ничего не сказал, придав лицу скучающее выражение.
Тацу смотрел на меня, уголки его рта поползли вверх — слабый намек на улыбку.
— Фукуока слишком мал, — заметил он. — Саппоро — слишком далеко. Нагоя — слишком близко от Токио. Хиросима — возможно, там хороший воздух, но регион Кансай показался предпочтительным, потому что он ближе к Токио. Значит, или Киото, или Кобэ. Но скорее всего — Осака.
— Потому что…
Тацу пожал плечами:
— Потому что Осака больше, в ней достаточно места, чтобы укрыться. И здесь много временных жителей, поэтому вновь прибывший не привлечет особого внимания. Кроме того, я знаю, что ты любишь джаз, а Осака известна своими клубами.
Следовало подумать о том, что Тацу может зацепиться за клубы. В период Тайсо [2] , с 1912 по 1926 год, джаз мигрировал из Шанхая в Кансай, западную часть Хонсю, основного острова Японии, где находилась Осака. В районах развлечений Соемончо и Дотонбори построили кучу танцевальных и концертных залов, а джаз проник в кафе повсеместно. Его до сих пор можно послушать в таких заведениях, как «Мистер Келлиз», «Оверсиз», «Ройял хаус» и, конечно же, «Осака блюноут», и я не могу отрицать, что наличие таких мест было одним из факторов моего решения.
2
Период Тайсо — время расцвета либерализма.
Вынужден согласиться, что по тем самым причинам, которые только что высказал Тацу, Осака могла быть вполне предсказуемым выбором. Несколькими годами раньше я бы отказался от удобств из соображений собственной безопасности. Но с возрастом приоритеты меняются, и это, как, впрочем, и многое другое, явный признак, что настало время выходить из игры.
Неудивительно, что, зная меня, Тацу не составило труда предположить Осаку. И все же этого недостаточно, чтобы так точно вычислить мои координаты.