Дождь над Гамбургом
Шрифт:
Мюллер тихо застонал и из горла его снова вырвался жуткий булькающий хрип. Шавасс поднялся и неверными шагами приблизился к операционному столу. Осматривая истерзанное, переломанное тело, Пол увидел, как Мюллер открыл глаза. Мутный взгляд был направлен на него. Похоже, он пытался что-то сказать, и Пол нагнулся к его губам.
— Сестра, — сдавленно прошептал Мюллер. — Я сказал им, где она?
— Нет, вы не произнесли ни слова.
Какое-то страшное подобие улыбки появилось на разбитом лице Мюллера. Он закрыл глаза и издал звук, услыша который, Пол вспомнил выражение —
Он долго еще стоял и смотрел на мертвеца. Потом вздохнул.
— Да, Мюллер, ты был настоящим мужчиной. Это я тебе точно говорю. — Он взял с раскладушки одеяло и накрыл мертвое тело.
Потом он начал обследовать комнату. Камина не было, а единственное окно зарешечено толстыми железными прутьями, крепко вмурованными в камень. Наконец, проверил дверь, но обследование замков показало, что этим путем уйти тоже не удастся.
Пол взглянул на часы: почти половина третьего. Он сел на постель и стал обдумывать создавшуюся ситуацию. Необходимо было как-то отсюда вырваться. Из взгляда, которым Крюгер одарил Анну, Шавасс понял, что тот собирается ею заняться. Мысль от этом заставила Шавасса содрогнуться.
А тут еще этот Гауптманн. Пол постарался вспомнить все, что ему приходилось читать об этом человеке. Либеральный политик, безраздельно властвовавший над сердцами простых людей. Вполне возможно — новый канцлер. Его смерть станет мировой сенсацией. Ирония судьбы заключалась в том, что он должен умереть на Мирной Конференции ООН.
Тот факт, что Нагель с присными готовят убийство этого человека, говорит о силе их движения. Если им удастся избежать наказания, значит вскоре они появятся на немецкой политической арене в качестве полноправных представителей своей организации. А уж коли наци возьмут правительство хотя бы под малейший контроль, то нарушится с таким трудом выстроенный баланс в отношениях Восточной и Западной Германий, что моментально отразится на мировой политике.
В бессильной злобе он стукнул кулаком по колену. Вот тогда он и заметил один из резиновых шлангов, которыми лупцевали Мюллера.
Либо Штайнер, либо Ганс отбросил его на пол, и откатился под операционный стол. Подняв его, Пол заметил, что шланг весь в крови, и обтер его одеялом. Потом взвесил на руке. Эта штуковина была двух футов в длину — жуткое и смертельное оружие — и пока он рассматривал ее, в голове стал вырисовываться план.
Сначала Шавасс заорал, что было сил. Потом он сделал передышку и повторил крик. Наконец, он услышал приближающиеся шаги, которые замерли у его двери. Шавасс начал громко стонать.
Из-за двери послышался голос Ганса:
— А ну, прекрати, не то я заткну тебе пасть!
В ответ Пол дико завыл, а сам пересек комнату и прижался спиной к стене возле двери.
Ганс зло повторил:
— Что я тебе сказал?! — И после паузы: — Ну, ладно, дружок, сам напросился.
В замке заворочался ключ, и дверь распахнулась. Ганс вошел в комнату, вытянув вперед скрюченные ручищи, а Шавасс тихонько сказал из-за его спины:
— Я здесь, скотина.
Ганс повернулся и собирался позвать на помощь, но не успел. Шавасс изо всей
Шавасс опустился на колено и принялся обыскивать его карманы. На сей раз ему не повезло. Пистолета у Ганса не оказалось. Пол вышел на галерею и прислушался: пока все было спокойно. Он быстро запер дверь и положил ключ в карман, но, направившись к камере Хардта, внезапно услышал женский крик, раздавшийся откуда-то неподалеку.
Шавасс стремительно двинулся на звук, переполненный холодной слепой яростью. Она снова закричала, звук шел из-за массивной дубовой двери в конце галереи. Шавасс совсем тихо нажал на ручку и приоткрыл дверь.
Анна, скрючившись, сидела в углу возле камина: платье спереди было разодрано, а через голое плечо полосой шел совсем свежий рубец. В центре комнаты стоял Крюгер, нервно подергивая небольшим хлыстом.
— От меня не уйдешь, дорогуша, — процедил он сквозь зубы. — И, пожалуйста, продолжай сопротивляться. Это придает определенный шарм.
Шавасс бесшумно проскользнул в щель отворенной двери и вплотную приблизился к Крюгеру. Анна увидела его, и глаза ее широко распахнулись. Тут и Крюгер повернул к нему встревоженное лицо. В ту же секунду Пол врезал шлангом по руке, державшей хлыст.
Лицо Крюгера исказилось, глаза выкатились из орбит, он шлепнулся на колени и заверещал, словно какая-то зверюшка. Шавасс встал над ним: в его сердце не было ни капли жалости, когда он, размахнувшись, хлестнул врача шлангом по голове.
Крюгер склонил ее, словно молящийся, а затем, как в фильме с замедленной съемкой, повалился на бок. Шавасс снова поднял шланг, но тут к нему бросилась Анна и повисла на его руке.
— Хватит, Пол! — зашептала она гневно, удерживая его с силой, которую вряд ли можно было заподозрить в таком хрупком теле.
Он опустил руку и спросил:
— Что тебе сделала эта сволочь?
— Он пришел сюда всего десять минут назад. Почти все это время он говорил грязные непотребства.
— Нужно поблагодарить Бога, что все хорошо кончилось, — сказал Шавасс и подтолкнул Анну к выходу. — Времени почти не осталось. Нужно освободить Хардта и убираться отсюда.
— А что с Мюллером?
— Мюллер отправился в лучший мир.
Они остановились перед дверью Хардта, и Шавасс попробовал отпереть ее ключом, который забрал у Ганса. Дверь бесшумно распахнулась. Хардт сидел на постели, закрыв голову руками.
Он искоса посмотрел в сторону двери и на его лице появилось выражение искреннего изумления.
— Как тебе удалось?..
— Кажется, я слегка переусердствовал в насилии, — пояснил Шавасс. — Ну, как ты? Сможешь идти?
— Если понадобится, я до Китая доберусь, лишь бы убежать отсюда.
— Не стоит ударяться в крайности, — сказал Шавасс. — Если мы успешно пересечем главный зал и попадем в подвалы — наши неприятности на этом закончатся. В подземной пещере, которая напрямую сообщается с озером, стоит моторка.