Дождь над Гамбургом
Шрифт:
Шавасс тихо произнес:
— Ну, здравствуй, сволочь, — и когда коленопреклоненный человек с тревогой взглянул на него, выбил ударом ноги у него пистолет.
Штайнер медленно поднялся, и его зубы сверкнули в темноте, когда он обнажил их в беспощадной улыбке.
— Еще в поезде, когда я впервые тебя увидел, то понял, что хлопот с тобой не оберешься. Надо было пристрелить тебя еще в Берндорфе, да вот Нагелю захотелось в игрушки поиграть, — он хрипло рассмеялся. — Но девчонку твою я все-таки достал: одну пулю в спину,
Ослепнув от ярости, Шавасс сделал выпад, метя в пах, но Штайнер принял удар на бедро и выкинул кулак, попав в правую щеку противника, отчего хлынула кровь из начавшей подживать раны.
Боль пронзила Пола, но он сжал зубы и рубанул Штайнера ребром ладони по шее. Инспектор бросился вперед головой, и они вместе рухнули на землю, причем Шавасс оказался внизу. Он почувствовал, как руки полицейского сомкнулись на его горле и напряг мышцы шеи, отогнув в то же время Штайнеру мизинцы обеих рук.
Штайнер хрюкнул от боли и ослабил хватку, и тогда Пол повернул голову инспектора назад нижними частями ладоней так, что смог сбросить немца с себя. Тот перекатился по земле и попал в лужицу света, где затих.
Шавасс бросился к нему, но тут из темноты появилась рука с «маузером». Луковицеобразный глушитель впился в правое ухо Штайнера, а потом послышался едва слышный приглушенный кашель выстрела. Тело Штайнера разок дернулось, а затем из носа хлынула кровь.
Шавасс поднялся, почувствовав внезапную слабость. Прежде чем он успел что-либо сказать, фон Крол прошептал:
— Кто-то идет.
Они метнулись к кустам и спрятались в тот момент, когда одна из дверей на террасу стала открываться. Кто-то шел в их направлении.
— Ты здесь, Штайнер? — прошептал из темноты Нагель, нависая над балюстрадой.
Прежде чем Шавасс успел дернуться, фон Крол встал в полный рост и почти в упор выстрелил Нагелю между глаз. Смерть была мгновенной, и тело головой вниз рухнуло с балюстрады в кусты.
— А теперь, друг мой, как говорится, делаем ноги, — сказал фон Крол.
Полковник вытащил носовой платок, тщательно протер «маузер» и, встав на колени, вложил его Штайнеру в правую руку, согнув его палец на спусковом крючке.
Потом встал и слегка подтолкнул Шавасса.
— Скорее! Пусть дальше события развиваются своим чередом.
Они перебирались через огромный газон, побежали по тропинке к калитке и забрались в машину. Успели вовремя — полил дождь. Фон Крол вывел машину на главную магистраль, и «порш» помчался к Гамбургу.
Через какое-то время машина подъехала к бару, возле которого фон Крол остановился и сказал:
— Думаю, друг мой, что мы заслужили выпивку.
Шавасс кивнул, и они вошли в заведение. Фон Крол подал Полу «черуту», они в молчании склонились над стаканами брэнди. Наконец фон Крол нарушит тишину:
— Сейчас вам чуть полегче?
Шавасс выдавил улыбку.
— Я выглядел, как новичок на первом
— В подобных обстоятельствах все это понятно, — ответил фон Крол. — Но как вам понравилась историйка, которую я сочинил? Полицейский инспектор, страдающий временами помутнениями рассудка, в припадке безумия убивает известного габмургского промышленника и кончает жизнь самоубийством. А фестончики, которыми газетчики разукрасят эту историю, не имеют ни малейшего значения. Главное — результат.
— Но почему вы решили представить дело именно таким образом?
Фон Крол сморщился.
— А вы подумайте, насколько трудно было бы доказать ваши обвинения в отношении Нагеля? Даже такая фигура, как Штайнер, поставила бы перед нами массу проблем. К сожалению, подобные люди имеют за собой достаточное количество сторонников. Судебное заседание затянулось бы на годы.
— Да, наверное, вы правы, — сказал Шавасс и вздохнул. — Значит, все закончилось. С собой я практически ничего не увожу. Шульц, как выяснилось, умер, а его рукопись превратилась в дым и кучку пепла.
— Но зато вы оказали Германии неоценимые услуги, если так можно выразиться, — произнес полковник фон Крол.
— Да, думаю, тут вы правы, — горько сказал Шавасс.
Фон Крол аккуратно поставил стакан на стойку, и когда он заговорил, в голосе старого служаки появились нормальные человеческие чувства.
— Может быть, для вас это ничего не значит? Неужели, спустя пятнадцать лет, вы все еще воюете?
Шавассу стало стыдно.
— Прошу прощения за грубость. Я не имел в виду ничего такого.
Фон Крол допил брэнди и уставился в пустой стакан.
— Вы когда-нибудь задумывались, герр Шавасс, что даже в самые черные времена нацисты не получали в свою поддержку больше тридцати семи процентов голосов?
Пол был искренне удивлен.
— Не могу этого сказать.
— Тогда скажите мне вот что — только честно. Вы француз по происхождению и к тому же приемный сын Англии, то есть, представитель двух великих наций. Полномочный представитель. Скажите мне, много ли людей из двух этих стран могли бы сознательно стать членами СС или какой-нибудь другой, похожей организации?
— До фига! — воскликнул Шавасс.
— Благодарю, — фон Крол едва заметно улыбнулся. — Может быть, в будущем вы не будете так несправедливы к нашей нации. — Он встал. — Готовы, друг мой?
— Нет, я еще останусь и выпью. Не беспокойтесь обо мне. Доберусь сам.
Фон Крол протянул руку.
— Я был рад познакомиться, герр Шавасс. Может быть, когда-нибудь наши дорожки вновь пересекутся. По крайней мере, я на это надеюсь. — На какое-то время он словно бы задумался, а затем решился: — Простите за банальность, но время — великий целитель. — Не ожидая ответа, полковник развернулся и вышел.