Дождь поющего огня
Шрифт:
Долгие годы сон удерживает в цепях объятиях молчащее сердце.
Тишина и покой.
Но тишина ли, если ухо глухо и уста немо просят первого крика.
И если ещё нет ни уст, ни ушей.
И даже сердца ещё нет.
Тишина истосковалась по крику времени.
Времени, влюблённого в эту самую тишину.
И время приходит.
Голос его походит на плач.
Его голос - голос ребёнка.
Взор рассекает ничто и творит из его скудной плоти
Сердце стучит в ворота судьбы, призывая к действию возрожденные чувства.
Судьба снимается с якоря в поисках утраченного покоя.
Ибо то чего не вспомнить, то что осталось за пределами взора и времени, кануло безвозвратно.
Так думает разум.
Разум жаждет бессмертия.
Где ты, вечная жизнь?
– спрашивают уста у рук своих, и руки принимаются строить идолов.
Слабому духу страшно быть одиноким.
Слабому духу хочется хозяина - друга.
Как грибы вырастают на земле идолы.
Их пустые глазницы обещают тайну.
Каменная мощь идолов таит в себе тень вожделённого смысла.
Время течёт и течёт.
Словно река, словно холодный дождь.
Дух крепнет и молот разбивает идолам твердолобые головы.
Тот, кто приходит, должен уйти.
Бессмертие - это вечно наступающая смерть.
Разум в отчаянии обращается к чувствам.
И чувства обманывают своего повелителя.
Чувства строят тюрьму из наслаждения жизнью.
Разум стареет.
Страх становится господином разума.
Серой тенью бросается он сзади на тонкие шеи.
Многие гибнут от удушья своего непрошенного Бога.
Но сильному горлу даже страх становится другом.
Налитые страхом, руки ломают темницу.
Отверженные чувства мстят не покорным.
Выжигают они целые миры на путях бегства от слишком заботливого товарища.
Уставший падает ниц.
Тут и конец его в ужасе перед крахом лживых надежд.
Его жизнь - вечное бегство от страха.
Бывает и так, что уставший плюёт в лицо страху с безразличием глупого ягненка перед убоем.
Это плевок в самого себя.
Гибель не щадит безразличных.
Их пути прозрачны и скучны.
Есть смельчаки, отчаянно шагающие с задранной головой в пасть смерти.
И их не щадит гибель.
Их жизнь - всего лишь актёрство в героев.
Вновь тишина и покой.
Этого нет, ибо это кончится с приходом нового времени.
И будут рожденья.
И бега.
И смелость.
И безразличие.
И будет смерть.
Беспамятство до и беспамятство после.
Ничего не попишешь, пока не родится Он.
Сумевший открыть своё сердце пред ужасом смерти.
Сердце - творец.
Сердце - хозяин страха и чувства.
Радуется
И жизнь духа человека - сердце настолько прекрасна, светла и осмысленна, что не жаль прожить её и миллионы раз.
.......................................................................................................
В преддверии ночи добрался Артемий до города. Что же услышал неуёмный скиталец, кроме стонов и плача, и треска погребальных костров?
Город - чума.
Люди шарахались по городу в поисках утешения и убежища. Худые, больные люди. Никто из них не мог покинуть чрево болезненного каменно - деревянного монстра, цепь солдат опоясывало город, как пояс чресла, как петля шею удавленника.
Солдаты шутили, и смех хлопал крыльями воронов в вечерний трагедии.
Иногда заразные жители, или пока до поры, здоровые, обезумевшие от отчаяния бросались на солдат, пытаясь пролететь, проползти сквозь их нехитрое построение. Пики встречали таких людей, и они возвращались внутрь своих очумелых обитателей.
Артемий шагнул к стражникам и те, заградив ему дорогу, прокричали грубо в его уши о невозможности возвращения.
– Я хочу войти в этот город, - тихо сказал Артемий и пики
раздвинулись. И город разверз зловонную пасть, приглашая его к смерти
"Видно этой ночью мне придётся здорово подраться с собственным ужасом. Подраться и отделать его, чтобы помнил до самого конца" - так думал идущий посреди пиршества разложения.
Только смерть не цепляет до срока слишком чистую, слишком жадную до жизни душу странника.
Больные люди выползали из хижин, цеплялись слабыми руками за одежды Артемия. Им было не выносимо видеть здоровое тело.
Кто - то крикнул в толпе о целительной силе крови чистого человека. Многие, многие захотели сделать глоток багрового напитка жизни.
Обезумившие люди бросились на пришельца. Они ждали бегства его и торопились. Но Артемий не думал бежать. Он подобрал битое стекло с земли и отворил вены на своих нежных руках.
Кровь струилась. Её лизали, сосали, кусая и целуя тело новоявленного спасителя.
Только спаситель и не думал спасать никого, его мучили ужасы, он не хотел вести себя, как больные из города.
– Пейте, убогие человечки, - шептал Артемий.
– Только не кровь слизываете вы с рук моих, а ложь своей трусости перед неумолимостью собственной слабости.
Ещё немного и колени подкосились у обескровленного странника, и упал он на камни города. А люди, нализавшиеся крови, прожили не больше положенного им строгой болезнью. Упали они на камни рядом с Артемием и умерли в ожидании чуда.