Дождь в моем сердце
Шрифт:
Этот идиот улыбался, а из уголка его рта медленно вытекала струйка крови и страшно пузырилась, намекая на пробитые легкие. А его тело уже тяжелело в моих руках, той особенной тяжестью, какой наливаются мертвые. Мне ли не знать, я столько раз отчаянно боролась и проигрывала, чувствуя неумолимое наступление смерти.
Но не сейчас!
— Не смей! — кажется, я закричала, но не голосом, а как-то иначе. А потом внутри меня упали заслоны, и сила хлынула вовне, заполняя искрящимся вихрем не только покалеченное тело Лильрина, но и весь двор.
— Дура, сгоришь! — еще успела услышать я, прежде
Глава 29
Не знаю, кто там дура, а меня заело злое упрямство. Во-первых, зря я, что ли, столько времени его спасала? А во-вторых, он только-только начал что-то понимать и, может быть, даже угрызаться совестью за то, как был ко мне несправедлив. Но это не точно… а я хочу справедливости! И что, он теперь так просто умрет, весь такой улыбчивый оттого, что совершил подвиг и спас меня из когтей летающего монстра, а потом не дал разбиться о камни? Цаплину гузку ему, а не героическую смерть!
Сгорю, не сгорю… Да не дождетесь! Я так зла, что мне одной этой злости хватит всю крепость вылечить, потом прибить и снова вылечить!
Золотое пламя полыхало вокруг, мне было ужасно жарко и временами казалось, что я действительно горю. Зато в этом пламени растворился ревущий над крышами монстр — здоровенная ящерица с крыльями и когтистыми лапами, которыми она пыталась меня схватить. Растворился Сириан, машущий над нашими головами каким-то дрыном с железкой на конце, с которой в небо улетали синие лучи; растворились высунувшиеся из всех щелей лучники с отравленными стрелами; растворились визжащие на галереях ученицы целителей.
А заодно медленно, очень медленно, но неуклонно в этом пламени растворялись повреждения и раны Лильрина. И темная тяжесть смерти выгорала по кусочкам, отпуская свою жертву.
Когда последний сполох рыжего огня погас, унося с собой серый пепел умирания, стало даже как-то слишком темно и холодно. Я с чувством глубокого удовлетворения оглядела совершенно живого, здорового, изумленного и почему-то вроде бы испуганного бывшего жениха, потом сквозь подступающие сумерки (а вроде только что было утро) оглядела двор, наткнулась на злющие ярко-синие глаза златовласого капитана и…
— Дура ненормальная! Идиотка! Кретинка пустоголовая!
Угу…
— Сам такой… спокойной ночи.
И прилегла прямо на не успевшего подняться с каменной кладки Лильрина. Меня вполне устраивало, что он хоть и жесткий, но зато теплый и не брыкается. Я хотела спа-а-ать… и не хотела слушать, как ругается Сириан. И потом еще кто-то орет и ругается. И все галдят… а впрочем, пусть. Мне это уже все равно не мешает, даже убаюкивает.
— Повтори еще раз, я потом запишу, такое интересное слово, — пробурчала я сквозь сон, когда светловолосый варвар выдал особенно заковыристое выражение.
А матрас подо мной почему-то задергался. Затрясся.
Я сердито шлепнула по нему рукой, чтобы не двигался, и уткнулась носом в рубашку. Все. Нет меня…
***
— Дурная девчонка, ох, дурная девчонка… — причитала Маирис, хлопоча над лежащей в постели девушкой. Лейсан за прошедшее утро похудела, кажется, до прозрачности и вообще словно стала меньше ростом, хотя это
В ее комнате пахло лекарственными травами и было очень тепло — по обе стороны кровати стояли специальные закрытые жаровни с углями, гревшие воздух. Ставни на окнах были закрыты, но со двора все равно доносился нестройный стук молотков и топоров — в крепости спешно чинили вдребезги разбитую диким Гураем крышу над галереей и лестницу.
— Идите отсюда оба! — в который раз рычала Маирис на двух мужчин. Но и светловолосый капитан, и темный, как грозовая туча, шадаг упорно делали вид, что оглохли. Можно было, конечно, приказать одному выкинуть второго, но целительница прекрасно понимала, что драка у постели едва не выгоревшей ученицы — это последнее, чего ей теперь недостает.
Лейсан на удивление даже не была без сознания, она просто спала. Маирис продиагностировала ученицу со всей возможной тщательностью и нашла, что энергетические каналы, сквозь которые девочка пропустила просто нереальное количество сырой Маа, истончились до предела, растягиваясь, но… уцелели. Ни одного разрыва. Если теперь дать им отдых и время на восстановление, а также предположить, что они не сожмутся до прежних размеров, а останутся такими же широкими… дух захватывает от того, какие возможности появятся у вчерашней пришелицы.
Хорошо это или плохо? С одной стороны, сильная светлая в крепости — это очень большой плюс. С другой — такая мощь и, что уж скрывать, власть в руках неопытной, совсем молоденькой девочки… это может быть очень опасно. Еще и потому, что дурочка не умеет справляться с эмоциями, а также прятать ауру.
Она добрая девочка, даже слишком. Но еще такая неопытная и…
— Сириан, я хочу знать, каким образом дикий Гурай сумел подобраться к самой крепости незамеченным. И был ли он один, — резко, не терпящим возражений тоном сказала женщина, оглянувшись на племянника. Это был отличный предлог убрать его из комнаты, но сейчас она преследовала другую цель: опасность оказалась вполне реальной, и Сириану действительно надо заняться своими прямыми обязанностями. — Я хочу знать, были ли еще нападения в городе, почему стража пропустила здорового самца через Белые скалы и не повторяется ли история с тайным выводком по нашу сторону стены.
— Да, госпожа. — Неотрывно глядевший на девушку в постели блондин резко встряхнул головой, сжал зубы и встал. — Я сейчас же займусь всем этим. Но…
— Шадага забирай с собой, — хмыкнула женщина.
А потом обернулась к напрягшемуся парню из нижнего мира и насмешливо уперла руки в боки:
— И нечего таращиться на меня, как злобный идиот, иди и приноси пользу, наконец! То, что печать проклятого исчезла из твоей ауры, не означает, что здесь тебе рады просто так. Ты все равно принадлежишь своей светлой, но больше не можешь жить легкой жизнью слуги. Если ты воин и мужчина — иди и сражайся! Докажи нашим стражам, что достоин занять место среди них, завоюй его или отдай жизнь ради защиты своей госпожи. Она своей для тебя не пожалела.