Дождь в моем сердце
Шрифт:
Эти «грибы» для людей оказались ценнее изумрудов. Из них приготавливались самые сильные лечебные эликсиры. На их основе можно было сотворить снадобье, поднимающее на ноги почти безнадежно больного человека, и не только здесь, на острове. Нет, это все предназначалось для продажи на материк, а оттуда приходил заказ на все большее и большее количество камней, редких трав, звериных шкур и «грибов жизни».
Ассаи могла бы защитить своих детей, просто уничтожив пришельцев, но она не хотела никого убивать. Когда дикие звери охотятся на других зверей — это нормально, ведь им надо что-то есть, чтобы жить. И люди могли
Ассаи хотела договориться и придумала, как наделить некоторых из людей способностью слышать ее зов. А также лечить других людей — без всяких снадобьев, с помощью подаренной силы.
Я вслух ахнула. То есть… Маа светлых — это подарок драконочки?!
— Ур-р-р-р…
Но… ничего не вышло. Хотя маленькая кошка-драконочка постаралась даже придумать для людей правдоподобную сказку про двух богов, которые дарят им силу. Силу слышать природу и лечить людей.
Лечить светлые научились быстро, а вот слышать не захотели. И ассаи так и не поняла почему. Все пошло еще хуже, чем раньше: светлые эссы принялись лечить болезни и ранения своей подаренной силой, а все добытое на острове широким ручьем потекло на материк, оборачиваясь звонкой монетой. И уже не так важно, что основная масса денег оседала вовсе не в карманах старателей, охотников, землепашцев и даже целительниц. Ассаи от этого было не легче.
И тогда она начала защищаться. Звери и птицы острова стали относиться к людям как к врагам. Самые заповедные и важные места для острова заросли непролазной чащей буквально в одну ночь, там свили гнезда гураи, с каждым поколением становившиеся все крупнее и опаснее, в лесах поселились змеи, начали копить яд…
Война началась.
И пока ассаи в ней проигрывала, потому что жадные до ее богатств люди оказались изобретательнее и решительнее животных и растений.
Глава 39
— И что теперь делать? — растерянно спросила я вслух, когда ассаи закончила свою историю. Я так и сидела в гнезде с ней в обнимку, и мне даже не было неудобно на колких, острых кристаллах изумрудов. Рядом с кошко-драконочкой было удивительно тепло и уютно. Но от этого острая жалость и чувство вины за человеческую жадность и жестокость только становились сильнее.
— Не знаю, — растерянно ответил эсс Гурзиш. — Это ведь, выходит… весь город наш живет неправильно, все охотники, старатели, а потом, купцы-то! С королевства которые… Они ж ни за что в жизни не поймут, как оно можно — от прибыли отказаться. Своим и то не знаю, как объяснить.
— Словами, — спокойно ответил Лильрин. — Люди понимают слова. Просто надо сказать их в нужное время и с нужными… м-м-м… интонациями.
— Цепом по горбу, вот и вся интонация, — фыркнул старик. — Иначе пошлет тебя старшина старателей, который гнездо изумрудов нарыл и теперь всю округу перекопает, потому как знает: где одно гнездо, там и другие. А это деньги, почет, возможность уехать на материк и там жисть, значит, прожигать в свое удовольствие. Самые лучшие девки, самый большой дом. Или, например, жениться можно на богатой и родовитой невесте, к которой бы прежним временем на сто шагов не подошел. Добровольно от такой поживы мало кто откажется,
— У-у-у-ур-р-р, — печально сказала ассаи, пряча мордочку у меня под мышкой. Мне захотелось плакать. Она была такая древняя, мудрая и одновременно беззащитная и доверчивая, как ребенок.
— Не знаю как, но я не позволю больше никому ее обижать. — Решительность в моем голосе была ничем не подкреплена — ну кто я такая? Девчонка, только что пришедшая из нижнего мира. Подумаешь, светлая — судя по происшествию на поле, не очень-то этот статус ценится в глазах простых горожан, старателей и охотников. А вспомнить лорда Шнаера — так и вообще… Вроде почтительно кланяется, благодарит. А глаза холодные. Все время ощущение, что расслабишься — и ударит в спину.
— Ур-р-ры-ы-ы-ы… — Дракоша подняла голову и заглянула мне в глаза.
— Она может совсем прогнать людей с острова, — перевела я, интуитивно угадав, что после того, как была рассказана история острова, малышка устала и теперь не может напрямую обратиться к мужчинам, у которых нет ее дара. — Сейчас город в осаде. Полностью блокирован. Гураи прогнали с поля наших спутников и не позволили им собрать урожай. Никого серьезно не ранили, так, слегка. Но если люди не одумаются…
— Так они ж не знают, за что им эта напасть, — озабоченно нахмурился Сириан. Он вообще впервые за весь разговор подал голос, и почему-то это заставило напрячься Лильрина.
Я даже слегка расстроилась — неужели сейчас начнет устраивать эти глупые мальчишеские разборки? Ну нашел время! Только я решила, что он поумнел, и…
Но Лиль меня опять приятно удивил. Плечи его расслабились, и он посмотрел на соперника внимательно, явно переключаясь c ревности на насущные проблемы.
— Прямо сейчас мы не сможем вернуться в город, потому что крыло ассаи устал, ему пришлось долго караулить нас, а потом нести груз, на который он не рассчитывал. — С некоторым напряжением, но мне удалось перевести в слова целый ряд образов, отправленных мне дракошей. — И я считаю…
Тут мне пришлось сглотнуть, потому что пересохло в горле. Я никогда еще не принимала таких серьезных решений, касающихся судьбы многих людей. Насчет одного своего пациента принимала, а вот многих… Ой! Так они тоже почти мои пациенты все, вот так и надо к ним относиться. Упрямые глупые больные, которые не хотят слушать целителя и норовят сбежать с лекарской койки, чтобы лечиться «народным способом» — нажраться вина в ближайшем кабаке.
Когда меня этим озарило, я уже гораздо увереннее высказалась:
— Я считаю, что нам не надо торопиться. Ассаи говорит, что ее крылья и прочие звери будут просто пугать людей и не выпускать их из города. Пусть немного посидят взаперти и съедят запасы. Тогда они гораздо охотнее прислушаются к тому, что мы попытаемся им сказать.
— Тоже верно, — согласился эсс Гурзиш. — Есть такое дело, опосля взбучки у многих мозги лучше работают, и объяснять, сталбыть, людям про жадность сподручнее, когда они в тебе силу чуют и надежду на спасение. А то, пока сытые да уверенные, пошлют кудой подальше и имени не спросят. Ишь, явились тут, посланники из сказки, значит, запрещают изумруды рыть и зверье бить! И в морду за такое могут настучать, потому как смысл жизни в тех промыслах у многих, чего скрывать.