Дождь
Шрифт:
Он поднялся, и доктор Макфейл тоже был вынужден встать.
— Прошу извинить меня. Мне надо кое-чем заняться. Кланяйтесь, пожалуйста, миссис Макфейл.
Доктор ушел от него в полном унынии. Он знал, что мисс Томпсон будет ждать его, и, чтобы не пришлось самому сообщать ей о своей неудаче, вошел в дом с черного хода и осторожно, как преступник, прокрался по лестнице.
За ужином он чувствовал себя неловко и говорил мало, зато миссионер был очень оживлен и общителен. Доктору Макфейлу показалось, что взгляд Дэвидсона несколько раз останавливался на нем с добродушным торжеством. Неожиданно ему пришло в голову, что Дэвидсон знает о его
— Она спрашивает, говорили ли вы с губернатором, — шепнул торговец.
— Да. Он отказал. Мне ужасно жаль, но я больше ничего сделать не могу.
— Я так и знал. Они боятся идти против миссионеров.
— О чем вы разговариваете? — весело спросил Дэвидсон, подходя к ним.
— Я как раз говорил, что вряд ли вам удастся выехать в Апию раньше чем через три недели, — без запинки ответил торговец.
Он ушел, а они вернулись в гостиную. После еды мистер Дэвидсон посвящал один час развлечениям. Вскоре послышался робкий стук в дверь.
— Войдите, — сказала миссис Дэвидсон своим пронзительным голосом.
Дверь осталась закрытой. Миссис Дэвидсон встала и открыла ее. На пороге стояла изменившаяся до неузнаваемости мисс Томпсон. Это была уже не нахальная девка, которая насмехалась над ними на шоссе, а измученная страхом женщина. Ее волосы, всегда тщательно уложенные в прическу, теперь свисали космами. На ней были шлепанцы и заношенные, измятые блузка и юбка. Она стояла в дверях, не решаясь войти; по лицу ее струились слезы.
— Что вам надо? — резко спросила миссис Дэвидсон.
— Можно мне поговорить с мистером Дэвидсоном? — прерывающимся голосом сказала она.
Миссионер встал и подошел к ней.
— Входите, входите, мисс Томпсон, — сказал он сердечным тоном. — Чем я могу служить вам?
Она вошла.
— Я… я извиняюсь за то, что наговорила вам тогда, и за… за все остальное. Я, наверное, была на взводе. Прошу у вас прощения.
— О, это пустяки. У меня спина крепкая и не переломится от пары грубых слов.
Она сделала движение к нему, отвратительное в своей приниженности.
— Вы меня разделали вчистую. Совсем сломали. Вы не заставите меня вернуться во Фриско?
Его любезность мгновенно исчезла, голос стал суровым и жестким.
— Почему вы не хотите возвращаться туда?
Она вся съежилась.
— Да ведь там у меня родня. Не хочу я, чтобы они меня видели вот такой. Я поеду, куда вы скажете. Только не туда.
— Почему вы не хотите возвращаться в Сан-Франциско?
— Я же вам сказала.
Он наклонился вперед, устремив на нее огромные сверкающие глаза, словно стараясь заглянуть ей в самую душу. Вдруг он резко перевел дыхание.
— Исправительный дом.
Она взвизгнула и, упав на пол, обхватила его ноги.
— Не отсылайте меня туда. Господом богом клянусь, я стану честной. Я все это брошу.
Она выкрикивала бессвязные мольбы, и слезы ручьями катились по накрашенным щекам. Он наклонился к ней и, приподняв ее голову, заглянул ей в глаза.
— Так, значит, исправительный дом?
— Я смылась, а то бы меня зацапали, — отрывисто шептала она. — Если я попадусь быкам [10] , мне припаяют три года.
Он отпустил ее, и она, снова упав на пол, разразилась
— Это меняет дело, — сказал он. — Теперь вы не можете требовать, чтобы она вернулась туда. Она хочет начать жизнь снова, не отнимайте же у нее этой последней возможности.
— Я хочу предоставить ей ни с чем не сравнимую возможность. Если она раскаивается, пусть примет свое наказание.
10
…к Христу привели женщину, взятую в прелюбодеянии… — речь идет об эпизоде из Евангелия от Иоанна. Когда книжники и фарисеи привели к Христу «женщину взятую в прелюбодеянии», чтоб он осудил ее, и напомнили ему закон Моисея побивать таких камнями, Христос им ответил: «Кто из вас без греха, первый брось на нее камень». И когда они, устыдившись, разошлись, Иисус сказал ей: «И Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши» (Иоанна, 8; 3—11).
Она не уловила истинного смысла его слов и подняла голову. В ее опухших от слез глазах мелькнула надежда.
— Вы меня отпустите?
— Нет. Во вторник вы отплывете в Сан-Франциско.
У нее вырвался стон ужаса, перешедший в глухой, хриплый визг, в котором не было уже ничего человеческого. Она стала биться головой об пол. Доктор Макфейл кинулся ее поднимать.
— Ну, ну, так нельзя. Пойдите к себе и прилягте. Я дам вам лекарство.
Он поднял ее и кое-как отвел вниз. Он был очень зол на миссис Дэвидсон и на свою жену за то, что они не захотели вмешаться. Метис стоял на площадке, и с его помощью доктору удалось уложить ее на кровать. Она стонала и судорожно всхлипывала. Казалось, она вот-вот лишится чувств. Доктор сделал ей укол. Злой и измученный, он поднялся в гостиную.
— Я наконец уговорил ее лечь.
Обе женщины и Дэвидсон сидели так же, как он их оставил. Очевидно, пока его не было, они не разговаривали и не шевелились.
— Я ждал вас, — сказал Дэвидсон странным, отсутствующим голосом. — Я хочу, чтобы вы все помолились вместе со мной о душе нашей заблудшей сестры.
Он взял с полки Библию и сел за обеденный стол. Посуда после ужина еще не была убрана, и, чтобы освободить место, ему пришлось отодвинуть чайник. Сильным голосом, звучным и глубоким, он прочел им главу, в которой говорится о том, как к Христу привели женщину, взятую в прелюбодеянии [11] .
11
…бичи, которыми господь наш Иисус выгнал продающих и покупающих из Храма всевышнего. — пастор Дэвидсон, используя изустный эпизод из Евангелия об изгнании мытарей из храма, выразил тем самым свое намерение перейти к решительным действиям.
— А теперь преклоните вместе со мной колени и помолимся о душе возлюбленной сестры нашей Сэди Томпсон.
Он начал с жаром молиться, прося бога сжалиться над грешницей. Миссис Макфейл и миссис Дэвидсон встали на колени, закрыв лицо руками. Захваченный врасплох, доктор неуклюже и неохотно последовал их примеру. Миссионер молился с яростным красноречием. Он был в исступлении, по его щекам струились слезы. А снаружи лил дождь, лил не ослабевая, с упорной злобой, в которой было что-то человеческое.