Дожить до рассвета
Шрифт:
– Держишься? – ответственно уточнил он.
– А? – не услышала она.
– Давай!
Она перевалилась на ту сторону и шлепнулась куда-то в кусты.
– Рома, – с громким шепотом одернула его Катя, – ты сломал нам ребёнка!
– Вернём в магазин! – не уступив в театральности, оправдался тот, уже разматывая веревку.
– Ай, – тихонько прокомментировали из кустов.
Ну и наконец не решился рассказать про то, как собственно цветок был получен:
– А Лили на шухере.
– Это как?
– Скажешь слово "шухер", – содержательно объяснил Петя, в то время
Все же остальное было правдой. При том самой чистой. Напоследок в битву вступила Лили, как можно шире раскрыв голубые глазки.
– Мастер, – на этом слове тот слегка опустил веки, прикрыв губы пальцем. Она же продолжила: – Но мы правда не хотели ничего плохого. Просто он очень нужен…
Петя незаметно дёрнул чёрный завиток кудрей, а Рома встрял на помощь:
– Для навьих. Мы обещались. Клятва. По глупости. В камешки проиграли. Но не сложно же? Отдадим цветок кому надо и все, дела как не было. Братству-то он не нужен особо. Уже глянули явно, что хотели?
– А сигнализация у нас в отпуске или я что-то не понял? – все ещё пытаясь соображать, что было, сами понимаете, ошибкой, попытался дознаться Константин.
– Сторож спит. А остальное почему-то не помешало.
Вот здесь и заканчивается наша история, которая даже не начиналась. Повинные и очень, пусть без шляп у носков обуви, сожалеющие стояли у порога. Ольга чистила зубы языком, выжидая приговор. Константин разминал глаза, бегая взглядом по участникам действия. Хальпарен искоса наблюдал за ними. Затем опустил книгу и наконец заговорил:
– Вы прекрасно исполнили свою работу, Ольга Дмитриевна, однако волноваться не стоит. Ради общего спокойствия, смею предложить выделить на завтра выходной от камланий с амулетами для одних и практик для других. Вопросы с навьими и листами оставьте на моих плечах. А пока, будьте так любезны, вернуть экземпляр на положенное место. После можете быть свободны, благодарю.
Ольга вытянула руку перед Катей. Та, собрав губы трубочкой и вскинув брови, чтобы казаться невозмутимой и одновременно возмущенной до жути, встряхнула волосами, вынула из сумки сверток в форме небольшой банки, и вернула. Под стук каблуков сверток тут же покинул Смотровую.
Петя потер шею.
– Магистр, – позвал он, – Вы, типа, это, насчёт навьих, типа, не беспокойтесь. Мы так, ну, типа, сами, как-нибудь.
Тот не без игривости, заметной только тем, кто знал его не первый век, дёрнул уголком губ.
– Премного благодарен, что соизволили освободить меня от лишних хлопот. Надеюсь, в будущем и пленять не придётся.
– От души, Брат, – накинул еще искренности в беседу Константин. – Правда, tacksamycket1.
Хальпарен все-таки оттянул уголок на этот раз в мягком подобии улыбки и кивнул.
– Доброй ночи.
На коридоре Константин, вышедший проводить детей и заодно немного проверить голову, уже немного подключил сознание к разуму и проанализировал ситуацию. Сделав кое-какие выводы, он постарался быть строгим:
– Чтоб никому, поняли?
Рома
– И как ты с навьими придумал?
– Ольга бы не прикопалась. А Хальпарена уговорить чуть что проще, сами знаете.
Константин вскинул брови и потянулся в карман, вынул пачку сигарет.
– Сваливали бы поскорей, – посоветовал он, сунув сигарету меж зубов. – Пока ещё кого уговаривать…
– Пётр!
Тот сморщился, как от незамеченной горошинки черного перца в супе, которую не посчастливилось раскусить. За спиной показался Елисей Всеславович.
Казалось, даже голос его был бородат. Причём бородат прямо с того дня, как магистр изволил явиться на свет и произнести свой первый звук. И звуком этим явно было мудрое наставление мамкам и нянькам.
А рядом с ним серой тенью Гавриил. С душой, закрытой на все замки, даже те, которых нет. Одним своим присутствием, заставлявший всех постыдиться присутствия собственного, ведь присутствовать следует так, как положено, а всем – вовсе не положено.
Иными словами, самый приятный дуэт стоял прямо перед ними, призывая желание поискать форточку. И выйти в нее подобру-поздорову.
– Вот какие-нынче-то дети пошли, ты мне скажи. Коли надобно на заре куда явиться, так то мы брезгуем, сил не найти, а как впотьмах шастать, так хлебом их, неслухов не корми. И дома же им неймётся.
Ещё один факт о Гаврииле – он не любил отклоняться от плана. А обсуждать неразумное поколение он не планировал. Планировал он сказать следующее:
– Ты услышал. Мы будем ожидать.
И с этими словами исчез.
Елисей Всеславович указал рукой на место, где только что стоял старший с готовностью поучать всех и все, пока не останется в этом мире недалеких. Или не останется никого вовсе.
– Вот, полюбуйтесь, как у союзников наших что ни день, а работа все кипит, закипает, идёт и спорится без сучка, без задоринки: скажут – сделают, прикажут – ожидают. Вот и держится наш мир на оси, не валится, а коли валится, так подымается, а коли и долго подымается, так и крутится все ж таки, вертится. А все почему? Порядок есть у них, порядок, закон, послушание. А у нас что? Птица, рыба, борщ – вот тебе. Думали мы, вот прислушаемся к молодым, вольностей дадим, дыхание второе Братствам дадим. Так нет же, задыхается. Не правление, а самоуправство, да к тому ж у каждого свой царь из головы да повыходит и на остальных поглядывает – как повадится один ночами лазать, куда ни попадя, другой за ним следом уже гонится.
Петя, наученный привычкой, молча смотрел в пол, не смея саботировать новый поток мысли своего мастера. Только на последних словах едва сдержался, чтобы не переглянуться с девочками. Остальные же следовали его примеру, сдерживаясь уже от того, чтобы не начать нетерпеливо ерзать, покачиваться или вздыхать. Но вдруг им на помощь в дверях, заслоняя свет полной луны показался Хальпарен.
– Магистр, разрешите обратиться.
– Чего тебе надобно? – нехотя поинтересовался старче.
– Поступил вопрос по поводу практика, наложившего заклятие на топор.