Дожить до завтра
Шрифт:
— Хряя-ащ! — заорала я. — Беги! Тебя убьют!
Меня попытались повалить на пол, но я подсекла Сечкина, и еще до того, как он врезался переносицей в стол, Михалыч получил коленом в пах, а Шатров — пальцами в глаз.
Я вылетела в коридор и, перепрыгивая через трупы, помчалась к лестнице. Меня попытались остановить: сначала — Борец, потом — еще двое. Я, подбив Борца под травмированную ступню, прыгнула через перила и, пролетев метра четыре, приземлилась в самом низу.
Хрящ удивленно посмотрел на меня, затем раскинул руки,
— Хрящ, беги! Тебя убьют! — повторила я, но он смотрел на меня удивленными детскими глазами, ничего не понимая. Сзади раздались выстрелы, и Хрящ вздрогнул, еще шире раскрыл глаза и повалился назад, на стойку поста.
Я кинулась к двери — стальная, на автозапоре! Окна — в решетках! Коридор? Стоп! У него должно быть оружие! Я кинулась к оседающему на пол Хрящу, но почувствовала, как мне передавили горло и потащили вперед спиной.
— Бл!.. — заорал кто-то над трупом Хряща. — Чем его?!
— Все нормально — «макаровым»!
— Тащи эту суку наверх!
Меня поволокли за горло вверх по ступенькам. Посадили на стул. Осмотрели горло. Обмотали кисть полотенцем и пристегнули наручником к батарее.
— Да что ты с ней так возишься?! — крикнул Сечкин, прижимая к лицу окровавленный платок. — Что, сука, думаешь, вокруг пальца меня обвела?! Самая крутая?! Вы-куси! — На какой-то миг он совершенно потерял самообладание, но постепенно пришел в себя. — Ну что у тебя, Михалыч, все?!
— Да, шеф. Вот ее оружие.
Я смотрела во все глаза: мой «макаров» во всем этом представлении тоже играл какую-то роль. Они точно были в нашей квартире вскоре после меня…
— А ты ведь и Хряща знаешь! — наклонился надо мной Сечкин. — Очень интересно! А он, гнида, ничего не сказал… Что, уже из себя девочку не строим? Или еще строим?
— Он с моим «бывшим» служил, — не сдавалась я. — Конечно, я его знаю. Что вам от меня надо?
— Уже ничего, — усмехнулся Сечкин. — Я так понимаю, и сотовый не твой, и вот этот «макаров» не твой. Верно?
— Вы что?! — «не выдержала» я. — Откуда у меня пистолет?
— Вот и мне интересно, откуда? А теперь, — Сечкин развел руками, — уж извините…
Ситуация поворачивалась против меня. Рассчитывать было больше не на что.
— Как вы так можете?! Вы даже не знаете, кто я! — Я постаралась вложить в эту фразу как можно больше двойного смысла.
— Я знаю достаточно. Ты шпионила полтора часа назад под этим забором, и ты не из ФСБ и не из ГРУ.
— Откуда вам это известно? — не сдавалась я.
— Оттуда. — Сечкин повернулся к Михалычу. — Пригласи полковника и уезжай. Бойцов забери.
— Ладно, — согласился Михалыч и вместе с хромающим Борцом вышел за дверь.
Я примерилась: отсюда, от батареи, я не доставала Сечкина ногой совсем чуть-чуть — сантиметров шесть-семь. Вот если бы он наклонился… Для меня еще ничего не было закончено… пока.
Послышался звук пружинистых легких шагов. Я искоса глянула
— Все, полковник, — встал из-за стола Сечкин. — Вот ее «макаров». — Он нагнулся и снова вытащил из ящика стола мой пистолет. — Бензин — там, где ты сказал поставить.
«Сейчас бы я его достала!» — пронеслось в голове. Я как последняя дура верила в хороший исход до самого конца.
— Время потеряли, — безразлично произнес полковник. — Экспертизу они закажут серьезную.
— Ничего, полковник, ты, главное, постарайся! Чуть больше бензина… Они все равно раньше чем через четыре часа сюда не доберутся. А то и через пять-шесть… Бензинчика побольше! — Сечкин то ли куражился, то ли торжествовал. — Все, я поехал, дальше — сам!
Сечкин вышел из-за стола, и тут же раздался слабый, но отчетливый хлопок, и он откинулся назад и упал спиной на стол. На стене медленно оплывала большая красная клякса.
Полковник подошел ко мне, достал ключ и отстегнул меня от батареи. Я стащила полотенце с кисти и посмотрела ему в глаза — снизу вверх.
— Я тебя, Юля, сразу узнал…
Я застыла.
— Ты ведь Юля? — спросил он.
Я кивнула. Это было, как на водонапорной башне в Воскресенске. Вот так же, за минуту до предполагаемой печальной развязки, перед Скачковым появилась я. «Ты ведь Петя?» — спросила я его, и он так же кивнул мне в ответ. И еще целые сутки после этого жил, веря, что самое страшное позади.
— Как там отец? — спросил полковник, пододвинул ко мне стул и сел напротив.
И тогда я вспомнила.
Мне было десять лет, и мы только что переехали в Фергану. В воскресенье я пошла вместе с папой в офицерское общежитие. Он не хотел меня брать с собой, но я закапризничала, и папа сдался. Полковника звали так же, как и моего отца, — Сергей, и мне это не нравилось.
Дядя Сережа был там, возле общежития, он только что спрыгнул с турника, подошел к отцу и спросил:
— Ну что, Серега, надумал?
— Нет, спасибо, Сергей, — ответил отец. — На кого я их оставлю?
— Да всего-то два года. И потом хоть до конца жизни не работай! Дочь-то вон какая большая! — Он попытался потрепать меня по щеке, но я неприязненно отодвинулась.
Может быть, я еще не все понимала, но то, что я поняла, мне не понравилось. Мы с папой без слов знали: мы никогда не расстанемся! И еще мы знали: маме об этом разговоре — ни-ни.
— Так как там Серега? — снова спросил он.
— Папа погиб, — ответила я. — В Карабахе.