Дожить до завтра
Шрифт:
Намного больше хлопот доставляли оптические приемники: я тщательно выполняла все предварительные процедуры, но все равно, как только я делала пристрелочную фокусировку луча, оказывалось, что истинный фокус находится где-нибудь выше на метр и левее на полметра от ствола. И тогда приходилось искать подходящее дерево где-нибудь сзади или спереди — лишь бы на директрисе, а то и вовсе демонтировать лазер и искать для него более подходящее место.
К пяти мы закончили, «обложив» дачу с трех сторон из четырех возможных. Как сказал Гром, четвертая сторона не имела для нас
Мы уселись под сосной неподалеку от забора и принялись ждать. Без трех минут пять где-то вдалеке хлопнула дверь, и Гром насторожился. Затем послышался неясный скрип, потом — отчетливый визг железа.
— Это — ворота, — тихо прокомментировал Гром.
— Я поняла. На въезде…
— Точно, — кивнул головой он.
Часов через пять-шесть, а если повезет, то и через два-три можно снимать аппаратуру.
— А если в бане будут договариваться? — спросила я.
— Вряд ли, — качнул головой Гром. — Это не в духе Сечкина… Генерал все-таки — фамильярностей не терпит ни от кого. Сотрудничать с ними он будет, но в баню вместе не пойдет — тем более на чужой территории. Я вообще не понимаю, как он на эту встречу согласился. Сечкин людей на дистанции держит…
Снова заскрипели ворота — теперь их закрыли.
Я сидела, прислонившись к сосне, бок о бок с Громом и думала. Если бы меня спросили сегодня: «Юлька, чего ты хочешь больше всего на свете? Как ты мечтаешь прожить эту жизнь?» — я бы знала, что ответить: чтобы все задания — выполненные и невыполненные — остались позади, и только было бы вечернее летнее солнце, запах прелой хвои и цветущего на полянах вереска. И чтобы рядом, бок о бок, сидел друг, такой, как Суров, — умный, спокойный и надежный, без всяких комплексов и понтов. Не знаю, как-то так получилось, что последняя моя любовь осталась далеко в прошлом, и с тех пор я так и не встретила человека, от которого могла бы потерять голову. То ли сказывается профессия, то ли еще что… но голова упорно не желает «теряться» и хладнокровно подвергает беспощадному анализу всех претендентов. И это всегда кончается одинаково.
Иногда я начинаю думать, что не виновата в этом: что их просто нет, этих настоящих мужиков, но тогда я вспоминаю отца, натыкаюсь взглядом на Грома, да хоть и Сом — интеллектом не блещет, но добрый и сильный…
Я засмеялась…
— Ты чего? — спросил Гром.
— Да теть Шуру вспомнила, ты не знаешь, из офицерской общаги…
— И что теть Шура такого смешного сделала?
— Она сказала: «Чтобы я под мужика легла, я его хотя бы уважать должна», — я снова тихо рассмеялась.
— Старая закваска, — печально отозвался Гром. — Сейчас таких не делают.
— Скажешь тоже… — возмутилась я. — Как это — не делают? А я?
— Ты — печальное сексопатологическое исключение, — поставил свой диагноз Гром.
— Выйдем из леса — убью, — серьезно пообещала я.
— Вот-вот, я как раз об этом! — громким шепотом откликнулся Гром. — Мужик, согласный на вторые роли, тебе не нужен, а сама уйти на второй план
— Может быть, — пожала я плечами. — Холодно что-то… А ты-то сам, Андрей Леонидович, почему не женат?
— Если повстречаешь женщину, готовую терпеть мои вечные командировки, видеть меня тридцать-сорок дней в году и при этом не гулять на сторону и не абсолютно фригидную — скажи… Хорошо?
— Ладно, — засмеялась я. — Встречу — скажу.
— А вообще-то институт брака доживает последние десятилетия… — покачал он головой. — Не хочется в это верить, но все эти брачные контракты, сорок процентов разводов… знаешь, боюсь, что и ты, и я, и тем более твоя тетя Шура из офицерской общаги безнадежно устарели.
— Ты что, «Спид-Инфо» начитался? — тихо засмеялась я.
— Энгельса… и ты почитай, советую. Брак, как и все прочее, держится исключительно материальным интересом: исчезает интерес, теряет смысл и объект интереса.
— Не уверена. Я здесь, под сосной, не за деньги сижу.
— Ну-ка, подожди. — Гром настороженно вгляделся вперед. — Посмотри-ка, мне кажется или действительно вытяжка работает?
Я всмотрелась. На таком расстоянии труба дома едва угадывалась, но, похоже, Гром был прав — прямо над ней мягко растекалось чуть заметное марево — воздух определенно «плыл», как над нагретым солнцем шоссе.
— Точно, — подтвердила я.
— Значит, на кухне готовят. Странно…
— Что тут странного?
— Вряд ли персонал сейчас на даче, кроме охраны, разумеется, а от кофеварки такого марева не будет — минимум жаркое готовят.
Это было очень плохо и означало скорее всего, что встреча просто не состоялась.
— Смотри-смотри!
Я присмотрелась: над трубой вились едва заметные маленькие черные пятнышки — скорее всего кусочки сгоревшей бумаги.
— Документы жгут, — озабоченно констатировал Гром. — Ой, не нравится мне это — не опоздать бы…
Мы просидели под сосной еще около часа, когда ворота снова завизжали.
— Пора! — стремительно поднялся Гром. — Снимаем!
Я схватила было «когти», но он решительно отстранил меня и принялся за демонтаж сам, так что мне оставалось только ловить внизу скидываемую аппаратуру.
Через сорок минут мы собрали все и почти бегом кинулись через лес в городок — Грому предстояло в срочном порядке расшифровывать записи.
— Слышь, Юль, — на ходу кинул он мне ключи. — Поесть чего-нибудь приготовь! А я через пару часов подойду…
Я сосредоточилась, но на ум ничего не приходило: ассортимент ночных магазинов мне известен, и из того, что в них есть, ничего приличного приготовить было невозможно.
Гром отправился на «рабочую» квартиру, а я, проплутав по вечернему Рублево около часа, разыскала курицу-гриль, купила пачку чая, сахара и на этом решила остановиться.
Он не пришел ни через час, ни через два, ни через три. Я не знала, где находится его «рабочая» квартира, а потому, прождав до часу ночи и съев положенную мне половину курицы, завалилась спать: это было самое полезное, что я могла сегодня сделать.