Дозоры.Сборник. Книги 1-10
Шрифт:
– Я не понимаю, как мое отсутствие на заседании поможет восстановить равновесие.
– Ты ведь сталкивался уже с Темным, который приехал с Украины, правда? С Виталием Рогозой?
– Сталкивался, – неохотно ответил Антон.
– Он не Иной.
Антон опешил:
– То есть как не Иной?
– Он не совсем Иной. Он – лишь Зеркало. И жить ему осталось недолго.
– Что это… кто такой – Зеркало?
– Именно «что». – Завулон вздохнул. – Увы, лишь «что»… Не важно, Антон. Тебе полезнее узнать другое. Если ты не придешь на заседание Инквизиции, то крови больше не будет. Если придешь – неизбежна кровавая бойня.
– Неявка
– Твое нежелание участвовать в поединке с Рогозой Инквизиция сочтет правомерным. Были прецеденты, если хочешь, я даже добуду соответствующие документы. Но можешь верить мне на слово. Пока я тебя не обманывал.
– Мне нравится это «пока»…
Завулон улыбнулся – уголком рта.
– Что поделать. Я ведь Темный. Я не считаю полезным врать без причины.
Завулон встал, и вместе с ним поднялся на ноги и Антон.
– Думай, Антон. Думай, Светлый. И помни: в твоем решении твоя любовь и жизни твоих друзей. Так иногда складывается: чтобы помочь друзьям, нужно сначала помочь врагу. Привыкай.
Завулон стремительно вышел из комнаты, а потом и из квартиры. В тот же миг в сумраке истошно завопил сторожевой знак, а маска Чхоен состроила на стене устрашающую гримасу. Вяло наведя порядок, Антон попытался собраться с мыслями.
Верить Завулону или нет?
Быть со Светланой или не быть?
Вызвать Гесера и все ему рассказать или отмолчаться?
Любая схватка, начиная от банального мордобоя и кончая интригами государств и Дозоров, – это поединок информации. Кто точнее представляет себе силы и цели противника – тот и побеждает.
Цели Завулона и цели Антона не могут быть одними и теми же. Это абсолютно исключено. Но если сказанное шефом Дневного Дозора было сказано именно в расчете на то, что Антон отвергнет саму мысль пропустить заседание Трибунала?
Где правда, а где ложь? Слова Завулона – клетка, но внутри клетки – капкан, а внутри капкана – мышеловка, а внутри мышеловки – отравленная приманка… Сколько слоев лжи надо снять, чтобы обнаружить правду?
Антон достал из кармана монетку. Подбросил… усмехнулся и спрятал в карман, даже не глянув, что выпало – орел или решка.
Это не метод.
Если один из двух выходов – ловушка, значит, надо искать третий.
Чтобы попасть на рассвете на заседание Трибунала, нужно было или очень рано встать, или не ложиться вовсе. Я предпочел второе. Отосплюсь потом.
Коллеги-Темные некоторое время настойчиво пытались вытянуть из меня мотивы моих поступков, но поскольку я и сам мало понимал, почему именно поступаю так, а не иначе, многого они от меня не добились.
До вечера не произошло ничего особенно интересного; я лишь съездил в магазинчик, нарезающий диски для моего модернового плеера, и поинтересовался, хранятся ли у них матрицы сборников, заказываемых клиентами? Оказалось – хранятся. И я зачем-то заказал копию диска, составленного Антоном Городецким, Светлым магом. Возможно, я пытался представить через музыкальные пристрастия его взгляд на мир? Не знаю… Последнее время я разучился задавать вопросы, потому что слишком редко нахожу ответы. И еще реже – верные ответы.
И еще одно врезалось мне в память в этот вечер: встреча в метро. Я возвращался из музыкального магазинчика. На метро. Сидел, сунув руки в карманы куртки (спасибо, коллеги-Темные забрали
И вдруг что-то неуловимо изменилось вокруг. Диктор как раз предостерегал незадачливых пассажиров: двери, мол, закрываются. Я нажал на «паузу» и вскинулся, оглядываясь.
И увидел его. Подростка лет четырнадцати-пятнадцати. Несомненно, он был Иным. Наверняка инициированным, поскольку он завороженно глядел на меня через сумрак и от сумрака достаточно умело заслонялся. Но его аура была девственно чиста. Чиста, как свежевыпавший снег, одинаково далеко отстоящий и от Света, и от Тьмы. Он был Иным, и при этом ни Светлым, ни Темным.
Мы смотрели друг на друга очень долго, весь путь до следующей остановки. Наверное, мы продолжали бы смотреть и дальше, но подростка одернула статная женщина, видимо, мать.
– Егор! Ты уснул? Выходим.
Подросток встрепенулся, в последний раз взглянул на меня с неясной тоской и шагнул на перрон. А я остался в вагоне.
Еще с минуту я не мог прийти в себя, по-прежнему не понимая, чем поразил меня этот Иной. Что-то он мне напомнил. Что-то очень важное, но неуловимое. Я никак не мог сообразить – что.
Лишь вернувшись к Никольскому и «Зеркалу мира», я немного успокоился.
В зеркале видно, кто и как жил, Видно, кто песню – неправду сложил, Видно, кто хочет, чтобы все была ночь, Видно, я должен людям помочь. Зеркало мира есть у меня, Хочешь взглянуть – так не бойся огня, Этот огонь воспоет моя лира, Пусть люди знают – есть добрая сила В зеркале мира…Странно. Эта песня больше подошла бы Светлым. Так почему же у меня, у Темного, так щемит где-то у сердца?
С этим неясным чувством я и вернулся в офис Дневного Дозора. Пожилой, умудренный годами дядька-вампир шарахнулся от меня, как святоша от искуса. Я встрепенулся и вдруг сообразил, что в моей собственной ауре цветут голубовато-белым несколько светлых полос.
– Простите. – Я привел ауру в порядок. – Это маскировка.
Вампир подозрительно поглядел на меня; из дежурки выглянула вампирша – можно было спорить на что угодно – жена.
Печати мои они проверили очень тщательно и, похоже, собирались мурыжить меня до последнего, но тут в офис вошел Эдгар с молоденькой ведьмой. Он понял все с первого взгляда, и не в меру бдительной вахте хватило единственного движения бровью. Эдгар кивнул мне и пошел к лифтам. Ведьма поедала меня взглядом.