Дозвониться до небес
Шрифт:
– Ну, давай попробуем. Меня как раз попросили отыскать пропавшую девушку. Ее месяц найти не могут.
– А фото есть? – оживилась я.
– Зачем?
– Ну как же! Фото просто необходимо. Все ищут при помощи фотокарточки.
– Кто это все? Раз мне фото не нужно – значит, не все. Мне обычно оно без надобности. Тут и так якорей достаточно – имя, фамилия, отчество. И возраст. И цвет волос. Трех признаков всегда хватает.
– Почему?
– Чтобы наверняка. Покойников гораздо больше,
Слегка струхнув, я прилежно слушала, ожидая, что же будет дальше. Бабка назвала мне эти самые три признака. Как звали девушку, волосы черные, девятнадцать лет, длинный черный плащ. Каждое бабкино слово звучало тихо и внушительно.
– А теперь скажи мне – жива она или нет! – вдруг выкрикнула она.
– Нет! – так же громко заорала я.
Похоже, я ответила правильно. Бабка продолжала смотреть на меня странным рассеянным взглядом. Отчего я начала советь, теряя ощущение пространства и времени.
– Ну. И где она. Закрой глаза. Не думай. Подключайся. Попробуй.
В доме было тихо, но я слышала свое дыхание. Пыталась представить девушку. Как она выходит из дома. Кого-то провожает. Ничего не боится. Они ждут маршрутку. Друзья садятся в нее и уезжают. Ей нужно вернуться домой. Ее там ждут. Подъезжает машина. «Жигули». Почти развалюха. Девушка наклоняется поговорить с водителем. Она его знает. Он не чужой. Села. Поболтать. Выкурить сигарету. Дома курить нельзя. Смеется. Машина поехала. Девушке кажется – над ней решили пошутить. Ничего страшного. Прокатятся немного, а потом вернутся. Это недолго. Но вот грунтовая дорога…
Я сбилась с дыхания. Закашлялась.
– И что было дальше? – строго спросила бабка.
– Я не знаю! Я не хочу знать! Мне страшно!
– Нет, милая. Придется досмотреть до конца. Это не шутки. Мне завтра надо будет объяснять родственникам, где лежит ее тело. Ее похоронить нужно. А то родители до сих пор верят, что дочь украли в рабство. И ждут.
– И пускай ждут! Зачем им ваша правда?
– Она не моя. Продолжай!
Похоже, я снова впала в транс. Подключение было другим. Здесь и сейчас – темно, стылая грязная вода. Голос повторяет одно слово: камыши. Тихий. Еле слышный. Какие камыши? Я ничего не понимаю! В черной воде медленно шевелятся пряди волос.
Камыши. Незнакомый тихий настойчивый голос. Одно и то же слово. Произносимое с трудом. Через силу. Снова черные волосы. Я словно плюхаюсь лицом в эту мерзкую черную воду. Меня сейчас вырвет!
Я побежала.
– Ты сорвалась. Ты отключилась! – ругалась бабка через дверь туалета.
Желудок выворачивало долго. Текли слезы. Сопли. Я не плакала – это все от рвоты.
– Вылезай!
Чего она еще от меня хочет? Я не могу больше! Я теперь спать не смогу! Этот голос…
– Вот
Рука тряслась, и плавности не получалось. Но я старалась как могла. Странный результат. Ткнула в четыре места. У моста. У берега реки. На дороге, что к заводу ведет. И совсем рядом с ее домом – на поле.
– Я так и думала. Можешь отдыхать. Арсений, ставь чайник.
– А че орать-то? Я тут.
– И давно ты тут?
– Не-а. Я все сделал, что ты велела. А потом скучно стало.
– Ну да. С нами зато весело – обхохочешься.
Под шум закипающего чайника я пришла к решению – никаких покойников. С меня хватит. И как бабка все это выдерживает? И главное – я ничего специально не делала, чтобы видеть весь этот ужас. Все случилось как-то само собой. Словно смотришь кино. А потом проваливаешься в кадр. И уже ты не перед экраном, а внутри. Нет, я сыта по горло покойниками. Нафиг-нафиг.
Бабка продолжала тщательно изучать карту.
– Смотри. На поле в этом месте канава с камышом и люк. Наша девочка там. Две в реке – там тоже камыши. А на дороге к заводу – ручей, кстати, тоже с камышами. Там женщина постарше. Она с работы домой опаздывала и такси не вызвала, а рукой остановила. Дите у нее осталось. Три годика.
– И они все его знали?
– Так и есть. Но теперь это не твоего ума дело. Наигралась. Если тебе ставить оценку за работу – больше тройки не дам. Сама подумай – зачем нам столько неупокоенок? Мы же не похоронная команда.
Я обиделась. Очень. Несправедливая она. У меня получилось гораздо больше, чем требовалось. Отличный результат. А она тройку поставила. Если ей лениво, сама схожу в милицию и покажу, где тела находятся. Тут проснулся внутренний голос и начал ехидно ржать. Ну да – так мне в милиции и поверят. Обрадуются сильно – это факт. Им скучно, а тут я со своими рассказками. А как еще можно поступить? Понырять в реку и руками выловить утопленниц? Я их поднимать с глубины стану, а они будут проскальзывать у меня между пальцами…
– Ты что трясешься?
– Ничего, – буркнула я, твердо решив больше ни во что не впутываться. – А с этим, который в машине, что теперь будет?
– Да ничего. Доказательств у нас нет.
– Как же – а машина?
– Ты номер запомнила? Нет. И он ее вчера продал. За пятьдесят баксов. На запчасти. Так что милиции мы ничего предъявить не можем.
– А ты его сама накажи! – воинственно потребовал Арсений.
– А вот не могу. Я когда начинала – с меня клятву взяли. Точнее – я сама ее себе дала. Никогда никому во вред ничего не делать. Такие вот дела.