Дозвониться до небес
Шрифт:
– Ну, мы пошли? – сочувственно спросил Борька, догадываясь, что ждет друга после их ухода.
Закрывая за собой калитку, друзья обернулись, чтобы помахать на прощание. И ушли, громко обсуждая происшедшее. Арсений издал долгий горестный вздох. Пора было сдаваться на милость победителя.
– Бабушка, ты не сердишься? – осторожно заглядывая на кухню, спросил Арсений.
– Неееет. Не сержусь! – мышиным визгом пропищала бабка и внезапным броском повалила внука на пол. – Вот тебе, получай, угощайся!
– Ты что, совсем сдурела?! Больно
Арсений еле уворачивался от ремня, который со свистом бил по его заднице. Вырваться не удавалось. Бабка со знанием дела захватом матерого омоновца вывернула внукову руку и едва не выдернула ее из плеча.
– Я больше не буду!
– Знаю. Не будешь! Как еще раз в комнату полезете – неделю ссаться будете. А тебе лично я такую порчу напущу – мало не покажется. Ирод! Фашист эсэсовский. Надо же – додумался, по чужим комнатам шарить. Голодный? Разутый? Надеть нечего? Так какого хрена грабить собрался?
Постанывая от веса бабки, Арсений пытался сообразить, к чему приведет эта яростная атака. Или она сейчас снова за ремень возьмется, или поругает и успокоится? Лучше бы угомонилась. Скрючившись на полу за табуретом, он старался не шевелиться. Как насекомое, которое, прикидываясь дохляком, таким способом обманывает врагов, чтобы не сожрали.
– Притих? Ворюга! И друзья твои такие же! Чтоб вас хорек понюхал!
Арсений проникся абсурдностью угрозы, не выдержал и захихикал.
– Че ржешь-то, убогий? Смешно ему! Щас как тресну по башке твоей дурной.
Но азарт уже угас, и бабка ушла прятать ремень, ворча и выкрикивая лозунги про поганого внука.
Из случившегося Арсений сделал два вывода. Во-первых, бабка здоровая как лошадь. И, во-вторых, не стоит вестись на Борькины подначки. Была мысль пережить грозное бабкино молчание у родителей. Но Арсений не струсил и остался жить у бабки. Он перестал считать родительскую квартиру своей. Там его ничего не грело. И он был почти уверен, что родители нечасто вспоминали о сыне.
Зачем нужно прикусить язык? Свой, конечно. Да вот зачем. Коли при тебе человек с «плохим глазом» начинает дела твои обсуждать да завидовать, ты молчи, а язык себе зубами прикуси. Не сильно. Если принимаются твое здоровье нахваливать да красоту – тоже прикуси. А если тебе от чужих слов совсем тяжело становится – нелишне фигу состроить и в кармане держать. Да не забудь потом, придя домой, лицо три раза проточной водой ополоснуть. И красным полотенцем трижды утереть.
Если все правильно сделаешь – дурной глаз тебе не навредит.
Глава 11
Первый призрак
Есть сотня разумных объяснений для этого случая. Ну, не сотня, но с десяток наберется точно. И ни одно из них меня не устраивает. Поэтому я не буду пытаться устраивать разбор полетов, а просто расскажу, как было дело.
Крыша четырехэтажного дома. Расселенного. В нем даже бомжи не успели поселиться. Сокровище, а не дом. Лестницы целы, чердак открыт.
Половина луны. Редкие облака и немного ветра. Поздний вечер летнего воскресенья. Почти ночь. Очень тихо. Все успели вернуться с дач, пожаловаться на усталость, пожрать, посмотреть телик и вырубиться. В общем, город храпел и переваривал.
В тот день я купила сидушку для табурета. Удобный поджопник. Чтоб на ржавом железе не сидеть. Настроение было минорное. Хоть стихи пиши, хоть на луну вой. Сижу себе, не вою, конечно, просто медитирую. Наблюдаю за появлением звезд. Потом сознание переходит на другой уровень восприятия. Остаются ощущения, без мыслей, без суеты. Тела нет. Есть восприятие пространства. Иногда на пару секунд возникает мощное подозрение насчет того, что поблизости кто-то есть. Почти как любопытный взгляд сверху. Но зрение убеждает меня – там никого нет. Там одно небо. Конечная бесконечность. Которую сложно вообразить, что не мешает ей быть реальной.
Около четырех, когда затекла спина и озяб нос, я случайно посмотрела направо. Черный контур соседней крыши. На которой четкий силуэт. Я даже улыбнулась – кто-то, как и я, караулил ночь. Снизу на улице кот выразил свою переполненность гармониями диким воплем. Когда я снова бросила взгляд направо – человека на крыше не было. Легкое разочарование. Мне уже успело понравиться наше парное сидение.
Загрустила. Решила выкурить сигарету, проклиная свою слабую волю. Из-за которой сначала закурила, а теперь не могу бросить.
Слева, прямо на моей крыше, на оголовке прямоугольной кирпичной трубы стоял человек. Ветер слегка шевелил его длинные, слегка вьющиеся волосы. Плащ с разрезом. Вроде бы этот разрез шлицей нужно называть. Длинный плащ, в таком не слишком удобно ходить. И главное – не понять, он это или она? Почему меня так взволновал этот глупый вопрос? Я изумилась: он же сейчас рухнет. Еще раньше, при свете, я видела до какой степени эта труба – инвалид. Она бы и веса кота не выдержала. Там кирпичи на соплях еле держались. Точно!
Постанывая – мышцы затекли, можно сказать, до онемения, – встала. Решила подойти поближе, предупредить. Не орать же в самом деле? А то рухнет он, шею свернет, и все по моей вине.
Успела сделать всего три шага. Труба качнулась. Первый кирпич со скрежетом вылущился из кладки, грохотнул по кровле и пополз вниз. Я с ужасом следила за его передвижением. Второму кирпичу довелось проскакать по крыше немного дальше. Подняв глаза, я увидела, как рушится эта проклятая труба. Взмах рук – птица перед полетом. Наверное, я все-таки закричала. Но не услышала собственного голоса. Пыль, какая-то труха и еще что-то невесомое взметнулось в воздух, закрывая обзор. Когда я убрала ладони ото рта, трубы не было. В крыше зияла дыра с загнутыми острыми краями.