Dr. Сокол
Шрифт:
– Что за чушь, кто расползается? – Министр недоверчиво скривился.
Бекила направил объектив смарта на пакет с ярлыком и дал максимальное увеличение. Наклейка расползалась, как мокрая газетная бумага под струей воды. Разница заключалась в том, что ярлык был абсолютно сухим и превращался не в клочки, а в мельчайшую пыль, которая и не думала оседать на столешнице, а сползала по ножкам стола на пол, будто живая.
– Господи Иисусе! – перекрестился полицейский.
– Аллах милостивый! – выдохнул Ахмет.
– Так произошло и с тысячами других наклеек,
– Но что это было?! – Министр определенно пребывал в легком шоке.
– Не знаю, – признался Бекила, пытаясь проследить за утекающей пылью объективом смарта.
Благодаря мощному «зуму» и удачно падающему солнечному свету движение едва различимых струек пыли было хорошо различимо.
– Вы это видите? Она течет абсолютно независимо от сквозняка…
– Это невероятно, – взглянув на экран смарта через плечо Бекилы, сказал Ахмет. – Она забивается в розетки? Ее притягивает электричество?
– Вы хоть раз слышали о чем-нибудь подобном, господин министр?
– Боюсь, уважаемый Абебе, одним оцеплением тут не обойтись, – министр утер испарину. – Я немедленно свяжусь с военными и контрразведкой. У меня есть подозрение, что дело вышло за рамки понятия «происшествие».
– Хорошо, связывайтесь. Если будут вопросы, звоните.
Бекила закрыл смарт и поднял усталый взгляд на Ахмета.
– Я поеду домой.
– Вам бы в госпиталь, уважаемый Абебе, – участливо предложил Таиз.
– Это рядом с домом. Проводите меня до машины…
…Обратный путь «Инфинити» проделал практически самостоятельно. Хозяин пребывал в полузабытьи от приглушенной таблетками боли в сломанной руке. Можно было, конечно, не мучиться, бросить машину на складе и уехать в карете «Скорой помощи», подрулившей к хозяйству Таиза, как раз когда комиссар покинул его офис, но это было недостойно. Комиссар «Невода» не должен расклеиваться из-за пустяков. Подумаешь, сломанная рука! Это же не пуля в животе. Да и врачам Абебе доверял только знакомым, из правительственного госпиталя. Поэтому медикам «Скорой» он позволил лишь наложить временную шину и проглотил предложенные ими таблетки.
Очнулся Бекила уже во дворе своего дома, но не потому, что машина остановилась, а от настойчивого звонка. Звонил сам Мванба.
«Уже кто-то доложил? Наверное, министр…»
– Да, Генри.
– Ты выглядишь уставшим, уважаемый Абебе.
– Дело оказалось не таким простым и безопасным, как мне показалось вначале, – признался Бекила.
– Ты все сделал правильно и в лучшем виде, – на лице Мванбы мелькнула то ли усмешка, то ли сочувственная улыбка, Абебе не разобрал. – Махинациями Гуманитарной Миссии теперь займется Интерпол, так что ты можешь отдыхать с чистой совестью.
– Но постой, Генри, я ведь так и не выяснил главного – структуру ярлыков и причину связанных с ними необъяснимых событий!
– Мне очень жаль, Абебе, но ты неверно расставил акценты. Главным в этой истории было зафиксировать факт махинации, а наклейки
– А… явления?!
– Необъяснимые? – Мванба снова ухмыльнулся. – Тебе надо отдохнуть, Абебе. Возможно, тогда найдутся и объяснения? Дело закрыто, дружище. Выздоравливай.
И он снова усмехнулся.
Бекила выключил смарт и тоскливо взглянул на пулевые отверстия в стекле. Дело закрыто. Его будто бы снова ткнули носом в коврик под пассажирским сиденьем и сказали: «Знай свое место, большего тебе знать не положено…» Какой позор! Хорошо еще, никто не видел и не слышал.
Абебе выбрался из машины и вошел в дом. Добравшись до спальни, он с трудом стянул рубашку, бросил ее на стул, а сам рухнул на кровать. Ему было отлично видно, как из нагрудного кармана брошенной рубахи выпал ярлык Гуманитарной Миссии и как он медленно «растаял», а образовавшиеся на его месте тонкие пыльные струйки утекли в ближайшие электрические розетки, но комиссар лишь проводил их равнодушным взглядом. Что это за «мистический магнетизм», Бекилу с этой минуты не интересовало. Позориться еще больше, продолжая заниматься этим скользким и опасным расследованием, он не собирался. Хватит. Дело закрыто…
9. 06 июля, 21 час 40 минут
(время московское)
…– Что такое фигура и красота – скоропортящиеся продукты, миг эйфории, эффектная вспышка сигнальной ракеты. Нет, женщина на всю жизнь – это не явление, а процесс. Это просмотр перспективы, тщательное изучение сложного комплекса достоинств и обязательно недостатков, хотя бы немного, как перчика. Чтобы в любом возрасте видеть в ней нечто притягивающее, как в звездном небе, – Семенов глубоко вдохнул и поднял взгляд к темнеющим небесам.
Летний вечер в Батуми настраивал на лирический лад и литературный стиль, несмотря на отсутствие вокруг не только женщин, но и машин, и целых фонарей, и даже стекол в большинстве окон. Город выглядел как декорация к фильму о фашистской оккупации. Возможно, некоторые фильмы к 80-летию Победы где-то здесь и снимали. Из всей окружающей обстановки лишь небо не навевало уныния. Хорошо, что оно есть даже на войне.
– Как вариант – женщина лет на двадцать моложе, – возразил Аслан.
– А надо ли? Ты-то будешь на двадцать лет старше. Сначала тебя будет бесить ее максимализм, а ее – твоя заскорузлость, потом обнаружится пропасть между вашими потребностями и физическими возможностями…
– Ну, это-то вряд ли, – Аслан усмехнулся.
– А закончится тем, что ты превратишься в дряхлую развалину при относительно молодой сиделке, и это отравит твои последние дни.
– Вы, босс, этот… романтик, – Аслан убавил шаг. – Шайтан! Опять патруль. Кажется, теперь не отвертеться. Надо было сразу в порт двигать, там затеряться – раз плюнуть.
– Через границу проехали без проблем, значит, и здесь проскочим.
– Там погранцы были, а тут миротворцы. Их на «дипстатус» не купишь. Давайте двориками…