Драгоценная страсть

Вулф Трейси

Он пожелал ей удачи, поскольку сам моментально потерял контроль, увидев ее, Бог свидетель. С первого момента.

– Никогда не делай этого снова.

Слова прозвучали резко, но голос дрожал от сдерживаемого желания.

– Никогда не делать чего? – Он развернул ее лицом к себе, желая смотреть ей в глаза в призрачном полумраке террасы. Эти огромные глаза, расширенные от страсти зрачки. Это сладостное зрелище вновь послало волну горячей крови по телу. – Этого не делать? – спросил он, подступая близко настолько, что с очередным порывистым вдохом ее

грудь прижалась к его. – Никогда не прикасаться к тебе?

Он скользнул кончиками пальцев вдоль ее подбородка, провел ладонью ниже, к ключицам, по нежной коже шеи.

– Никогда не целовать тебя?

Его губы ощутили тепло и мягкость ее кожи. От лба к щеке и ниже, до уголка рта. Он прижался ртом к ее губам, прикусил нижнюю и слегка оттянул. Изысканная ласка с толикой боли.

Руки Изы скользили по его спине и ерошили волосы. Низкий гортанный стон вырвался из горячих губ, едва она приоткрыла рот, чтобы захватить глоток воздуха. Тело выгнулось в объятиях Марка, он и сам едва не застонал. Просто сдерживал себя невероятным усилием воли, чтобы не взять ее здесь, на железных перилах балкона.

– Никогда не хотеть тебя?

Рука легла на ее талию, он по-хозяйски сжал сочные ягодицы и прижал свои бедра к ее, демонстрируя возбуждение. Другой рукой скользнул к груди, лаская сквозь тонкую шелковистую ткань платья.

– Плохие новости, дорогая, поезд ушел. Причем для нас обоих.

– Марк.

Она произнесла его имя на прерывистом выдохе.

Губы были истерзаны поцелуями. Чего было больше в этом слове? Мольбы, проклятия, отпущения грехов, осуждения. Он не задумывался. Все, что имело значение, – женщина, о которой думал шесть лет, которой желал касаться, брать снова и снова, пока не успокоится разум и не насытится тело.

Может быть, теперь он сможет обрести покой.

– Позволь мне любить тебя, – прошептал он, сжимая затвердевшую ягодку соска большим и указательным пальцами. – Тебе будет хорошо, я сделаю все.

Иза снова твердо уперлась руками в его грудь. Маленькая, стройная, хрупкая, сейчас она оказалась намного сильнее, чем выглядела.

– Марк, нет! – Она оттолкнула его сильнее. – Прекрати!

«Нет». «Прекрати». Он ненавидел эти слова, но не желал спорить. Женщина сказала: «Нет», значит, так тому и быть.

Он отстранился от нее.

– Я вижу, что ты делаешь, – проговорила она. Глаза были дикими, голос дрожал.

– Правда?

– Ты пытаешься дискредитировать меня на работе. Стремишься все испортить, но у тебя ничего не выйдет.

Он даже не пытался скрыть обиду.

– Дискредитировать тебя? Мои поцелуи тебя дискредитируют?

Она, должно быть, почувствовала опасность в его голосе. Нервничая, пригладила волосы, пальцы другой руки дотронулись до висящего на шее медальона.

– Не надо строить из себя мачо, – заявила она с досадой.

– Я не строю.

Презрение сквозило в каждом его слове.

Она фыркнула.

– Конечно, не строишь. Каждая клеточка твоего тела – это альфа, ты чертовски притягателен. Неужели тебе не известно

это? В таком случае ты склонен к самообману еще больше, чем я предполагала. Но, как бы то ни было, я не собираюсь становиться твоей игрушкой. Ни секунды дольше. Я наемный работник, а значит, в отличие от тебя, не располагаю трастовым фондом и алмазной компанией, куда смогу вернуться, если потеряю должность в академии за ненадлежащее поведение. Карьера здесь – все, что у меня есть, и я не позволю тебе это испортить, как ты испортил…

Он схватил ее за локоть, в этом прикосновении уже не было ничуточки неги и томления. Пальцы сдавили жестко, до боли.

– Испортил наши отношения? – спросил он ехидно. – Насколько я помню, это сделала ты.

– Не сомневаюсь, что ты запомнил все именно так.

Она многозначительно взглянула на руку, сжимающую ее едва ли не до синяка, он разжал пальцы.

– Я знаю, что ты задумал. Хочешь сделать так, чтобы я оказалась в беде. Но у тебя ничего не выйдет. И я не хочу, чтобы ты трогал меня снова. Так что давай вести себя так, будто ничего этого не было. А еще лучше иди к черту.

Она прошла мимо него и растаяла, словно призрак, в пурпурном мареве из шелка, запаха «Шанель № 5» и праведного негодования.

Он не был уверен, что это не завело еще больше.

Она сошла с ума. У нее случился нервный срыв. Или удар. Она не знала, какая именно причина подвигла ее на этот поступок, но иного, здравого объяснения произошедшему на балконе не находилось. Никаких иных причин упасть в объятия Марка и нежиться прикосновениями его губ! Будто с момента разрыва отношений миновало шесть минут, а не шесть лет. Будто он не расправился с ней самым жестоким способом.

Она понимала, какую роль играет сексуальное влечение. Будучи парой, они не могли ни на секунду оторваться друг от друга. Но что послужило основой этой страсти: уважение и любовь или неприязнь и недоверие, которые они чувствовали сейчас?

И все-таки она позволила ему поцеловать себя. Позволила прикасаться, ласкать и едва ли не довести до оргазма. Это просто смешно. Хуже того, саморазрушительно! Ей было стыдно за себя, за свое тело, с готовностью отозвавшееся на его ласки после того, сколько боли он ей причинил. И после боли, которую причинила она.

Марк наблюдал за тем, как она возвращалась к Гидеону. Иза чувствовала это, не оборачиваясь. Он ощупывал взглядом ее спину, бедра, роскошные ягодицы, снова спину. Это ощущалось как физическое прикосновение, электрический разряд по всему телу.

Когда она добралась до Гидеона, ее трясло от пережитого и обвинений, которые она обрушивала на себя. Как можно было так поступить? Если хотела сделать карьеру, следовало остаться на вечеринке, пить шампанское и ждать своей очереди поговорить с президентом ювелирной академии. А что сделала она? Сбежала! Надо было немедленно бежать и не позориться перед этими милыми людьми. А лучше вообще исчезнуть до того, как ей взбрело в голову броситься на Марка и практически умолять его взять ее прямо на балконе!