Драгоценность

Эвинг Эми

И вдруг выстрелы разрывают воздух, когда гвардейцы начинают палить из ружей, чтобы усмирить толпу. Мы сбиваемся вместе, как стадо оленей, затихая в напряженном молчании. Я сжимаю руку Рейвен.

– Как дворец дома Озера? – спрашивает Рейвен. – Герцогиня хорошо к тебе относится?

– Я… не знаю. Она ударила меня. Но потом подарила виолончель. И еда отменная. – Рейвен смеется, и я улыбаюсь. – А как графиня дома Камня?

Она ухмыляется.

– Не думаю, что мы с ней поладим.

– Почему? Что ты имеешь в виду?

– Не беспокойся обо мне, Вайолет. – Рейвен

хитро усмехается. – Я заставлю ее проклинать тот день, когда она купила меня.

– Рейвен, не надо, – умоляю я. Меня восхищает храбрость моей лучшей подруги, но боюсь, что тут не прокатит, как с розыгрышами в Южных Воротах. – Она может отомстить тебе.

– Да. Я знаю. – Рейвен отрешенно смотрит куда-то вдаль. – Ты уже была у врача?

– Нет.

– Скоро пойдешь. И тогда все узнаешь. – Мышца дергается на ее скуле. Рейвен вздыхает. – А может, и нет. Может быть, герцогиня совсем другая. Но графиня… с ней что-то не так, Вайолет.

– Рейвен, ты меня пугаешь, – говорю я.

Она сжимает мою руку.

– Не волнуйся, я справлюсь.

Очередной залп выстрелов сотрясает воздух. Королевские особы покидают дворец.

– Я не хочу расставаться с тобой, – шепчу я Рейвен.

– Я тоже. – Она храбро улыбается. – Но мы ведь будем видеться. Мы же из Домов-основателей, верно?

– Верно, – говорю я, стараясь казаться увереннее, чем себя чувствую. Дамы начинают разбирать своих суррогатов, закрепляют браслеты на запястьях и ведут девушек на поводках к автомобилям.

– Она не должна видеть нас вместе, – говорит Рейвен, напряженно замирая. Графиня дома Камня, легко узнаваемая туша, медленно спускается по ступеням. И вот уже моя рука повисает одиноко, а Рейвен растворяется в море черной вуали.

– Ну как? – вдруг раздается рядом со мной голос герцогини. Она забирает у меня браслет и защелкивает его на своем запястье. – Ты хорошо себя вела?

– Да, моя госпожа, – бормочу я, опуская глаза.

– Вот и славно. Мы едем домой.

Лес за окном автомобиля расплывается мутным пятном.

Мои мысли путаются, я все пытаюсь понять, что хотела сказать Рейвен. Что с ней происходит в доме Камня? Что сделал доктор?

– Видела кого-нибудь из знакомых?

Голос герцогини врывается в мои мысли.

– Там, на площади, – продолжает она. – Видела кого-нибудь из своих? Ты какая-то рассеянная.

Я стараюсь казаться невозмутимой.

– Нет, моя госпожа.

Ее рот дергается, словно она борется с улыбкой.

– Ты отъявленная лгунья. – Она вынимает булавку из волос, снимает шляпу-таблетку и кладет ее на колени. – Можешь поднять вуаль. Наш траур закончился.

Я с радостью убираю с лица вуаль.

– По кому мы скорбим, моя госпожа?

Герцогиня касается уголка рта своим длинным пальцем.

– Вчера утром умерла суррогат Курфюрстины.

Все плывет у меня перед глазами, я задыхаюсь, как будто получила удар под дых. Она говорит о Далии.

– Ты же видела ее, помнишь? За ужином. Такая крошка. Будем надеяться, что Ее Королевская милость станет более осмотрительной в будущем. Титул не гарантирует защиту

от невзгод.

Я не могу говорить. Я не могу думать. Далия была так молода… она была такая маленькая…

– Как? – вздохом вырывается у меня вопрос. Губы не слушаются.

Герцогиня улыбается про себя.

– Я всегда находила это… унизительным, как одна крошечная капля растительного экстракта может уничтожить человека. Мы такие хрупкие и уязвимые, не так ли? Один глоток вина, и вдруг… конец. Как легко забрать жизнь.

Голова идет кругом, когда до меня доходит смысл ее слов.

– Но почему?

Герцогиня поднимает бровь.

– Курфюрстина, кажется, забыла, что я живу здесь намного дольше, чем она. Я потомок одного из четырех Домов, а не какая-нибудь лавочница из Банка. Она решила, что может менять правила. Она позор для престола, унижение для королевского титула, и вчера она узнала, что никто не является неприкасаемым. – Похоже, ее забавляет выражение растерянности на моем лице, и она ухмыляется. – Добро пожаловать в Жемчужину.

11

Когда мы возвращаемся во дворец, Аннабель ждет меня, чтобы отвести в мои покои.

Герцогиня снимает поводок, и меня передергивает от прикосновения ее рук, от запаха ее духов, от нависающих зловещими тенями фигур ее телохранителей. Все кажется каким-то странно искаженным. Нереальным. Как в тумане, я поднимаюсь следом за Аннабель вверх по изогнутой лестнице.

Далия мертва. Герцогиня убила Далию.

Мной владеет убийца.

Я вдруг с ужасом осознаю, что и сама могла стать жертвой. Курфюрстина делала ставки на меня. И это мое тело могли оплакивать разодетые в траур королевские особы.

Но я не могу понять, что толкнуло герцогиню на убийство. Вина Далии была лишь в том, что ее купила Курфюрстина. Не так ли?

Злость клокочет во мне, заглушая все доводы разума. Отталкивая Аннабель, я первой влетаю в свою спальню, сдираю с головы вуаль вместе с клоком волос, но даже не чувствую боли. Я бегу в гардеробную, на ходу расстегивая молнию на своем черном платье. Аннабель следует за мной по пятам, пытаясь помочь.

– Нет, – говорю я, излишне резко отмахиваясь от нее. – Мне не нужна твоя помощь. Мне ничего этого не нужно!

Застежка рвется, этот треск только раззадоривает меня, и я с наслаждением тяну молнию вниз. Мне доставляет удовольствие портить ее вещи в ее собственном доме.

И у меня есть три гардероба, набитые ее одеждой.

Я открываю двери шкафа, хватаю первое, что попадается под руку – расшитое бисером платье, – и рву по шву. Оно осыпается каскадом разноцветных бусин. Я отшвыриваю его в сторону и принимаюсь за следующее, впиваясь ногтями в кружевные рукава и шелковые юбки. Я готова уничтожить весь гардероб с его идиотскими оборками, кружевами, шелками, я хочу разорвать их в клочья, чтоб от них не осталось и следа.