Драгоценный груз
Шрифт:
Полёт в тыл врага, как обычно, происходил ночью. Линию фронта прошли спокойно.
Через полтора часа Игнатьев увидел партизанские костры. Постепенно снижаясь, он сделал круг над кострами и дал команду: «Можно выбрасывать».
Не прошло и пяти минут, как майор доложил, что все парашютисты выбросились. Лётчик облегчённо вздохнул: задание выполнено. Он набрал высоту и взял курс на Москву.
Но странное дело: что-то случилось с рулём поворота – им стало трудно управлять…
Вдруг в пилотскую
– Товарищ командир, беда! – закричал он. – Парашют зацепился за хвост самолёта! Там болтается человек.
– Что вы! Какой парашют?
– Болтается! Посмотрите сами.
Игнатьев передал управление второму пилоту и вошёл в пассажирскую кабину вместе с бортмехаником. Ночь была лунная, и из окна он увидел то, о чём говорил майор: парашют зацепился за стабилизатор. Так вот почему руль поворота стал почти недвижим!
Парашютист мчался вместе с самолётом со скоростью двести пятьдесят километров в час. От силы встречного потока воздуха он находился почти в горизонтальном положении.
– Вот так оказия! – только и мог сказать лётчик.
– Как же это получилось? – спросил растерянный майор.
– Ну, это нетрудно объяснить. Слишком рано раскрылся парашют, – ответил Игнатьев. – Трудно другое: спасти человека. Вы стойте здесь и наблюдайте, – сказал он майору и бортмеханику, – а я попытаюсь его отцепить.
Отцепить, стряхнуть парашют надо было во что бы то ни стало. Сколько времени может выдержать человек страшную болтанку, тридцатиградусный мороз и встречный поток воздуха большой силы?
Но даже если он выдержит, то при посадке всё равно разобьётся. Парашютист раньше коснётся земли, чем колёса самолёта, а посадочная скорость самолёта несравнима со скоростью человеческого бега.
– Надо сбросить!
Игнатьев слышал, что подобный случай был у одного пилота и тогда парашютист при посадке разбился.
– Надо непременно сбросить!
Игнатьев сильно накренил самолёт в правую сторону и шёл так минуты две, пять…
– Ничего не выходит! – сказал вошедший в кабину бортмеханик.
Тогда пилот осторожно накренил машину влево и пошёл так. Не отцепляется! Он стал круто набирать высоту. С тысячеметровой высоты он поднялся до двух с половиной и там выровнял самолёт.
Опять вошёл бортмеханик:
– Не отрывается, как будто его припаяли!
Игнатьев сделал ещё несколько попыток, возможных для большого транспортного самолёта. Но всё было безуспешно.
– Сообщите о происшествии в Москву, – сказал он радисту.
Из Москвы ответили: «Идите на аэродром».
Выстрелы вражеских зениток при перелёте линии фронта на этот раз не волновали экипаж, все были озабочены парашютистом.
В течение двух с лишним часов полёта в Москву за ним велось непрерывное
– Жив! Сейчас он шапку поправил! – сообщил бортмеханик.
– Кажется, валенок у него соскочил, – пристально вглядываясь в темноту, сказал майор.
Игнатьев и бортмеханик заметили, что парашют закрыл почти весь стабилизатор, поэтому его было трудно сбросить. Теперь это радовало. Возможно, что при посадке парашютист не коснётся земли.
«Догадался бы он при посадке подтянуться на лямках!» – думал Игнатьев.
Из Москвы то и дело справлялись по радио:
«Я – «Урал». Игнатьев! Игнатьев! Я – «Урал». Сообщите, где находитесь, что нового?»
«Урал»! «Урал»! Я – Игнатьев. Прошёл Серпухов. Высота девятьсот метров. Парашютист в том же положении».
Уже светало, когда самолёт подходил к Москве.
«Урал»! «Урал»! Я – Игнатьев. Подошёл к вам. Разрешите стать в круг?»
«Я – «Урал». Посадку разрешаю. Снижайтесь на триста метров. Осторожнее!»
«Понимаю».
На аэродроме приготовились к приёму самолёта. Карета «скорой помощи» стояла начеку.
Диспетчер, наблюдавший за посадкой самолёта, заметил, что парашютист при снижении самолёта подтянулся на лямках, поджав ноги. «Вот молодец!» – подумал он.
Со всеми предосторожностями Игнатьев сделал посадку. Ожидавшие бросились к хвосту самолёта. Ко всеобщей радости и удивлению, необычный пассажир уже стоял на ногах.
Это был молодой, плечистый парень, курносый, с веснушками на лице.
– Жив?! – воскликнул подбежавший командир эскадрильи.
Парашютист растерянно оглядывался – старался, видимо, понять, где он, и не отвечал.
– Оглох от шума моторов, – сказал пожилой врач, одетый в шубу, из-под которой виднелся белый халат.
– Жив? – как можно громче крикнул командир, хотя в его вопросе уже не было смысла.
– Это куда же мы прилетели? – неожиданно для всех спросил парашютист.
– В Москву! – весело сказал подошедший Игнатьев. – Да ты, кажется, и не ушибся?
– В Москву? – с ужасом переспросил парашютист. – Эх! Вот досада так досада!
– Да какая же тут досада? Жив – и хорошо!
– Жив-то жив, – отмахнулся тот, – а что наши ребята скажут? Почему я назад вернулся? Вот досада! Товарищи, а когда же вы меня опять туда перебросите?
Наперерез
Война уже откатывалась на запад, к границам и за границы нашей Родины. По мере наступления Советской Армии передвигались всё дальше и дальше фронтовые аэродромы, с которых взлетали наши самолёты.