Драко
Шрифт:
Жак изо всех сил старался видеть, как Император. Он стремился думать в иной плоскости разума и понимания. Лишь таким образом он мог выйти за пределы сложившейся ситуации и надеяться разгадать загадку Зефро Карнелиана — даже вынужденный действовать предсказуемо…
— Я бросилась за Карнелианом, — рассказывала Ме’Линди. — Я бежала сквозь разрывы, прожженные вами в щупальцах. Из ран уже росли новые отростки. Казалось, что каждый оторванный кусок жил своей жизнью. Некоторые куски явно двигались с какой-то целью. Что касается брызг — ну, я не знаю. Это точно не обычная материя.
— Это я понимаю, — произнес Жак.
Вещество, из которого состоит гидра, должно состоять частично из обычной материи и частично из Имматериума —
Там, где вещество варпа просачивалось в наш мир, могли появляться и демоны.
— Он стремительно несся вдалеке через пустоши, хлопая плащом. Я догоняла. Храбрый Гримм пытался не отставать, но у него не получалось.
Гримм аж засветился при слове «храбрый» — но не от гордости, почувствовал Жак, а потому что произнести такой комплимент Ме’Линди могла лишь не полностью погруженной в самоненавистничество.
— Карнелиан был быстр. «Догони и найди! — кричал он. — Догони и найди!» Я догоняла. Всё дальше и дальше. Я шла точно по его следам, чтобы не попасть в какую-нибудь ловушку. А затем клубок щупалец выскочил из кучи мусора и обхватил мои ноги словно тисками. Я выхватила оружие, но плети отростков обвили мои запястья и шею. Меня свалили с ног и растянули в стороны. Карнелиан прибежал обратно. Я могла бы сломать зуб и впрыснуть смертельный…
— Я тебе это запрещаю, Ме’Линди.
— Да. Еще один отросток заткнул мне рот. Улыбающийся Зефро встал на колени возле моей головы. Я извивалась, но не могла вырваться на свободу. Он прошептал мне на ухо: «Скоро это заполнит весь Сталинваст, и когда оно будет везде…». Я не знаю, использовал ли он тонкий усик гидры — я не видела этого — но полагаю, что да. Усик Имматериума, используемый как зонд. Он проник мне в голову, в мой мозг. Нашел там центр удовольствия. И стимулировал его снова и снова. Я его ненавидела, но корчилась в предательском экстазе, агонии наслаждения. Я его ненавидела, но сгорала в пламени абсолютного восторга. Он говорил мне: «Сэр Жак правильно предполагал, что все погибшие возродили это к жизни своей жертвой — своего рода колдовство». Я едва ли могла о чем-то думать, только чувствовать. Но все же смогла прохрипеть: «Что такое эта гидра? Какая у неё цель?». «Разрежьте её и посмотрите, — отвечал он. — Нашинкуйте на маленькие кусочки». Я не могла защищаться. Если бы он стимулировал меня дальше, я знаю, что стала бы хотеть такой стимуляции еще, хоть и против своей воли. Я представляла, как убиваю его. Я накладывала это видение на горячий экстаз. Нас учили сопротивляться боли. Нас учили блокировать её. Но как противостоять экстазу: кто же мог подумать, что это произойдет? Он засмеялся и оставил меня в покое. «Довольно! — воскликнул он. — Твой маленький друг почти доковылял сюда. Ни он, ни Жак никогда не смогут заставить тебя почувствовать себя так, как это сделал сегодня я. Даже если ты этого от них когда-нибудь захочешь! Так что запомни этот недосягаемый идеал. Запомни Зефро Карнелиана, повелителя гидры!». И он убежал, скрылся с глаз. Я продолжала стонать. Гримм качал мою голову, а я прижималась к нему. Потом я на него зарычала и он отпустил меня. Я откатилась в сторону. Отрезанные щупальца и усики отрастали вновь, такие же упругие и цветущие. Грим подобрал шляпу Карнелиана, которую тот потерял во время погони. Мы вернулись. Я опозорена. Я просто… я прошу разрешения.
— Нет, Ме’Линди. Корнелиан виновен в психическом изнасиловании. Ты не виновата, поверь мне.
— Ха, — произнес Гримм, — это отличается от физического изнасилования, после которого все болит, как я слышал. Почему же враг причинял тебе удовольствие?
— Чтобы оскорбить, — отстраненно ответила Ме’Линди.
— Чтобы подорвать твою уверенность в себе, — бодро сказал скват. — Чтобы ты начала сомневаться в себе — как раз этим ты сейчас и занимаешься. Но я не сомневаюсь в тебе.
Жак нахмурился. Могло ли
Было ясно, что в планы Карнелиана не входило познакомить Жака с видами переработки человеческих тел, имевшей место в подулье. Правда, краболюды начали проявлять нездоровый интерес к нему, как только его спутники бросились за человеком-арлекином. Он даже был вынужден пальнуть по ним два-три раза. К тому времени, как вернулись Гримм и Ме’Линди, нападение казалось неизбежным. И, тем не менее, они избежали его достаточно легко.
Нет, Карнелиан определенно не казался заинтересованным в смерти или ранении Жака и его компаньонов; за исключением раненого самолюбия Ме’Линди и, следовательно, самого Жака. Но это могло быть и простой случайностью…
И если предполагать, что навигатор, оставшийся в Сталинвасте, столкнулся с агентами Карнелиана, то возможно, Виталий был всё еще жив.
Человек-арлекин влез в голову Ме’Линди. В своем роде, взял ее под контроль — конечно не так, как это сделал бы алчущий демон из варпа со своей жертвой.
Не было ли пси-изнасилование ассассина и беспечное отступление Карнелиана неким сообщением, о том, что истинным предназначением гидры было такое насилие над разумом?
Если так, то зачем он показал это Жаку?
— Дай-ка мне посмотреть на его шляпу, — попросил Жак.
Гримм вытащил из кармана измятый пурпурный комок и попытался придать ему более-менее похожую на шляпу форму.
Жак внимательно осмотрел кокарду. Она изображала голого младенца, сидящего на стилизованном облаке на фоне звезд, которыми служили крошечные камушки карнелиана или по-другому — сердолика. Младенец то ли дул, то ли кричал через сложенные рупором пухлые ладошки.
Ребенок был зефиром, духом ветра. Следовательно, это действительно была личная шляпа Зефро. Не считая этих звезд с кровавым оттенком, картинка казалась необычайно доброй и безвредной.
— Ну? — с нетерпением спросил Гримм.
Жак сорвал кокарду и спрятал в карман с чувством некоторого удовлетворения что, по крайней мере, хоть небольшой кусочек человека-арлекина находится в его руках.
— Он просто потерял шляпу. Здесь нет какой-то наводки. Она просто упала.
— Ха. По крайней мере, он сам не безупречен. А, Ме’Линди?
— Это должно меня утешить? — спросила она ледяным тоном.
Скват малость приуныл. Когда на его долю выпало освободить ее из пут гидры, получила его острая привязанность сокрушительный удар или же наоборот — подъем? Разве она не побыла у него, можно сказать, в объятиях? А теперь снова стала абсолютно чужой?
Жак задался вопросом, скольких же усилий стоило ей, сопротивляясь всепоглощающему удовольствию, задать пару вопросов своему мучителю и искусителю. Насколько сильно это перевернуло её сущность?
Много лет назад на скорбном Черном Корабле на пути к Земле Жак поцеловал одну девушку-псайкера. Её звали Оливия. Её несформировавшимся талантом было лечить раны; и ей суждено было умереть.
Оливия думала, что Жаку тоже была уготована подобная участь и он не стал её разубеждать в этом. Им было хорошо в объятиях друг друга. Они поцеловались, и ничего более.
Много позже Жак почувствовал, что предал Оливию. Возможно, его самоотречение от плоти началось именно тогда и там. А та женщина, к услугам которой он прибег на ледяном мире, будучи неоперившимся инквизитором? Женщина, которой он заплатил за то, чтобы познать те чары, что опьяняют мужчин и женщин? Он так и не спросил её имени. Опыт подвел его.
Он чувствовал, что сможет быть лишь с той женщиной, которая будет ему ровней — в профессиональном смысле, так сказать. Но как мало людей по всей галактике подходили под этот критерий! И если они соответствовали бы всем условиям, то были ли ему лишь потенциальными соперниками, конкурентами, даже в облике коллеги.