Дракоморте
Шрифт:
Высказав самому себе это напутствие, Илидор подумал, что начинает разговаривать словами Йеруша Найло. Засопел, плотнее завернулся в кокон из одеяла и крыльев и велел себе спать. Немедленно и крепко.
Но вместо этого стал думать о Йеруше. Куда его-то понесло по этому лесу? У Найло нет ни голоса, который может успокоить опасность, ни крыльев, на которых можно от неё улететь, ни меча, вообще ничего нет, кроме страстной одержимости своей целью. Вдобавок этот ненормальный попёрся в лес незнамо с кем. Найло сказал: «Меня отведёт Ньють», но, во-первых, котули ничего не знают о кровавом
Ну пускай Ыкки что-то напутал — дракон даже хотел бы, чтоб напутал, дракон вовсе не считал ту драку достаточно серьёзным поводом завялить хорошего, годного кота, и странно, что сами котули настолько всерьёз восприняли её. Впрочем, если считать драку нападением на храмовника… Словом, даже если Ыкки что-то напутал и Ньють жив-здоров, и откуда-то знает дорогу тому месту, что требуется Йерушу, — никакого Ньютя не было с котулями, когда они уходили из прайда. Откуда ему было взяться в селении волокуш?
С кем на самом деле Йеруш отправился вглубь леса?
Дракон засопел, зажмурился. Сквозь веки продолжало просвечивать желтовато-оранжевым — видно, занимается рассвет, то-то сделалось так зябко.
Ну вот какой кочерги Йеруш ушёл в лес без Илидора?
И что Илидор будет делать у своего озера без Йеруша, даже если доберётся туда, куда ведёт карта? Даже если он увидит тех существ, похожих на мелких хробоидов — что он в них поймёт, спрашивается?
«Я что-нибудь придумаю», — твёрдо пообещал себе Илидор.
Кто-то в его голове, говорящий голосом Йеруша Найло, ехидно ответил, что это никакое не обещание, а пустое сотрясание воздуха, ведь на самом деле золотой дракон понятия не имеет, что будет делать с источником. Кроме как стоять и пялиться на него.
Илидор сделал долгий-долгий вдох, такой, что голова закружилась. Потом — такой же долгий выдох. И признал, что заснуть ему сейчас уже не удастся.
Медленно сел в одеяльно-крылатом коконе, несколько мгновений покачивался туда-сюда, а потом наконец открыл глаза.
И тут же остатки сна кубарем скатились с дракона и разбежались по траве.
Сквозь веки он видел вовсе не рассвет. Это в почти ночной ещё серости мерцали, словно сухой огонь, узоры, вырезанные на стволе поваленного дерева. Ствол откуда-то взялся прямо перед вырезанным из дерева оленем, который вчера встретил дракона на поляне.
А на стволе сидела гигантская, с человека размером, взъерошенная птица и пялилась на дракона. В мерцании знаков на древесном стволе Илидор видел только её крылатый силуэт и блестящие во тьме глаза.
***
Какой-то кочерги Ньють сворачивает с того, что можно считать дорогой между холмов, и ведёт Йеруша по длинной узкой тропе, которую теснят боками выщербленные валуны. Йеруш шагает, прихрамывая, — укушенная змеёй нога побаливает и её приходится ставить на внешнюю сторону стопы — получается ни дать ни взять походка грибойца. Пожалуй, не удивительно, что те не любят наносить визиты вежливости соседям — таким тихоходом далеко не утопаешь, а волочи-жуки и мураши, наверное, грибойцев не возят. Чудо ещё если за еду не принимают. Или
Непременно нужно будет узнать у Рохильды, не случалось ли в лесу чего-то подобного.
Тропа между валунов ведёт в тупик – кто знает, что можно ожидать увидеть в таком месте, но точно не… это.
Стол со стеклянными пробирками стоит прямо под открытым небом, доступный солнцу и клубам мельчайшей серой пыли, которую гоняют по этим местами все ветра старолесья. Стол наполовину закрыт изваянием, которое зачем-то установили прямо перед ним, — это беловато-серая человеческая фигура, не то вылепленная из глины пополам с песком, не то вытесанная из неведомого Йерушу камня. Фигура женская, коренастая, у неё мускулистые и полные руки-ноги, широкие плечи и спина, сильная, гибкая талия. Волосы, прикрывающие шею, — буро-коричневые, они сделаны не из камня — то ли пакля, то ли высушенные водоросли. Такого же цвета пятна тянутся вдоль тела, прорисовывают позвонки, часть верхних рёбер, локти. Всей одежды на фигуре — набедренная повязка и полоса ткани на спине, уходящая в подмышки.
Какого ёрпыля это изваяние поставили прямо перед столом? Оно закрывает от Йеруша вереницы выстроенных на столешнице банок, пузырьков, горшочков. Найло видит только малую часть этого нежданного лесного богатства: вот краешек стойки с цветными флаконами, вот на каменных ступеньках выстроены блестящие глазурованные горшочки, каждый размером с ладонь, каждый накрыт фигурной крышкой. А вот тигель, ступка и пестик, а там виднеется из-за бедра изваяния край кожаного мешочка, наверняка с горикамнем.
Стол окружён малорослыми осинами — первые обычные деревья, которые Йеруш видит в холмах, а не на их границе. По веткам прыгают синепузые птички — первая старолесская живность, которую Йеруш встречает в этом дивном месте. Движения птичек резки, а сами они необычно молчаливы. Ветра нет, но под основаниями валунов, окружающих этот закуток, слегка шевелятся высокие груды травы вперемешку с соломой.
Открытый всем ветрам стол — чистый, словно его кто-то заботливо протирал тряпочкой к приходу Йеруша. Протирал столешницу и ножки, скрещённые знаком Х, который означает аффикс «не». Кто-то протёр также все склянки, горшочки, подставки — блестело на солнце стекло, играл на глазурованных боках посуды дневной свет.
Йеруш стоял шагах в пяти от стола, стараясь не опираться на укушенную ногу, и смотрел на всё это невыразимое изобилие, с трудом веря, что не спит или что ему не напекло основательно голову в этом долгом, долгом, пыльном и молчаливом путешествии.
Ньють за спиной Найло стоял так же недвижимо, как серо-белая фигура у стола. И Йеруш вдруг, как-то совершенно спокойно и очень отстранённо понял: как он не видит, чтобы двигалась от вдохов-выдохов спина серо-белой статуи, как не слышит её дыхания — так же он не слышит дыхания Ньютя.