Дракоморте
Шрифт:
— Но весь страх сей истории не всяк поймёт. Лишь если кто знает, что такое быть одиночким. И что такое жадность до знаний.
Йеруш смотрел ей вслед в полнейшем недоумении.
***
Знал ли Йеруш Найло, что такое одиночество и что такое жажда знаний? Пожалуй, уже в детстве Йеруш Найло мог бы вести университетские курсы по любой из этих тем.
Вскоре после того как постепенно угасла их дружба с Ябиром и Йерушу некуда стало убегать из дома, он открыл для себя семейную библиотеку. И быстро понял, что сбегать из дома физически, конечно, было очень
Книжные истории давали знания и силу, которых не отыщешь в саду приятеля, на которые не наткнёшься, слоняясь по улицам.
Из эльфского эпоса Йеруш черпал примеры для подражания и силу. Уж если создатель Эльфиладона Рубий сумел пройти свои Пять Проживаний, даже будучи ослеплённым вероломными братьями, то неужели Йеруш Найло не сумеет сохранять невозмутимость во время трёхдневных празднеств в доме дяди, посвящённых десятилетию его сына, кузена Йеруша? Неужели не сможет с достоинством пережить дурацкие выходки «не-смей-его-обижать-он-младше-тебя» кузена, мерзкого, как слизняк, и подлого, как клещ?
Юный оруженосец Даймаз сумел запомнить расположение всех звёзд на небе, чтобы одолеть в противостоянии ума злого духа по прозвищу Безликий, так неужели Йеруш к следующему уроку не выучит расположение и цвета костяшек на счётной доске?
Ради спасения своих земель от засухи владычица-магиня Карто копила силы в течение тридцати трёх дней, не позволив себе растратить собранное даже ради спасения от гибели своей сестры-близняшки.
Рождённый простолюдином Гуфий сделал карьеру блестящего полководца, объединив под своей рукой все земли, теперь известные как домен Хансадарр…
Йеруш поглощал истории славных побед и удивительных свершений, читал их, перечитывал и заучивал наизусть, с упоением рассматривал гравюры, изображающие героев. Он даже пытался изображать в реальности самые впечатлившие его сцены, но со свойственной ему неловкостью почти тут же разбил стоявшую у лестницы гигантскую вазу, и в ближайшие три месяца мать при появлении Йеруша презрительно чмыхала носом, сжимала губы в нитку, отворачивалась и принималась на повышенных тонах рассказывать, якобы ни к кому не обращаясь, насколько же трудно жить рядом с бесконечно неловким созданием, которое в любой момент может уничтожить дорогую твоему сердцу вещь. Которое может совершить любое непредсказуемое безумие. И как же это досадно, когда в родном доме тебе неуютно, беспокойно и небезопасно.
Отец никак не проявлял своего отношения к разбитой вазе, но Йеруш часто ощущал на себе его цепкий оценивающий взгляд. Отец как будто прикидывал, стоит ли кормить этого ребёнка дальше или лучше утопить его в пруду с красно-жёлтыми рыбками и завести нового.
А может, просто приглядывался к взрослеющему отпрыску и ожидал: как же он себя проявит? Йеруш очень сомневался, что отец будет ждать долго, потому Йеруш очень хотел проявить себя как можно лучше и поскорее — но не понимал, как именно ему нужно действовать, чтобы понравиться отцу, чтобы заслужить хотя бы тень его одобрения. Йеруш
Со счётом у Йеруша всё было неплохо: он не то чтобы блистал, ему бывало трудно спокойно сидеть на занятиях и бесконечно совершать занудные операции с длинными столбиками цифр, но если удавалось взять себя в руки, он показывал довольно сносные результаты. Во всяком случае, его не называли безголовым.
В красивописании, составлении деловых писем и ведении документации Йеруш тоже не блистал, почерк у него был остро-нервным, неопрятным, и с этим ничего не получалось поделать, мелкие движения рук совершались будто сами по себе, как Йеруш ни уговаривал собственные пальцы двигаться красиво и плавно. В формулировках он подчас путался, то норовя сделать их слишком прямолинейными, то до того усердствуя с витиеватостью, что вензеля слов загораживали суть написанного.
Порядок ведения документации Йеруш запоминал легко, но норовил упрощать его везде, где возможно, да ещё и настаивать на своих упрощениях, чем чрезвычайно раздражал учителя. Поскольку предложенные Йерушем упрощения определённо имели смысл, он хотел знать: почему нужно организовывать обращение бумаг не так, как будет быстрее, удобнее и нагляднее, а так, как принято? У учителя не было хорошего ответа на этот вопрос, и учитель лишь раздражённо повторял раз за разом, что должно делать так, как делать должно.
Йеруша не устраивали эти объяснения, Йеруш желал видеть логику и смысл всякого явления и не желал смиряться с мыслью, что некоторым вещам не положено быть логичными и осмысленными и на них тоже приходится тратить время.
Через правила этикета Йеруш продирался, как сквозь бурелом, стиснув зубы и просто выполняя то, что было велено выполнять. Учитель, конечно, ворчал, что движениям Йеруша не достаёт грации, но ворчал исключительно себе под нос: с грацией у всех Найло было так себе, и учитель этикета отнюдь не желал навлечь себе на голову гнев хозяев.
После истории с разбитой вазой Йеруш старался на уроках как мог, он прекратил пререкаться и даже иногда просил дать ему больше задач для самостоятельного выполнения. Его не оставляло ощущение, что готовится нечто важное, отсюда и повышенное внимание отца, и большее, чем обычно, отчуждение матери, которая так старалась лишний раз не оказываться с сыном в одном помещении, что вообще перестала с ним общаться. Не получая от матери ни своей доли редких похвал, ни постоянных указаний на недочёты и промахи, Йеруш ощущал себя заброшенным и даже стал плохо спать.
Всё свободное время он проводил у пруда с красно-жёлтыми рыбками. Вода этим летом была особенно тёплой и немного цвелой, вкусно пахла свежестью и тиной. Когда Йеруш сидел в воде на берегу, закопав ладони в ил, ему казалось, что его пальцев касаются тёплые руки доброго друга.
Однажды Йеруш спросил отца, есть ли в их библиотеке книги, которые рассказывают о воде, о её устройстве, сущности и всем, что с ней может быть связано. Отец скользнул по сыну пустым взглядом и рассеянно ответил: