Дракон Фануил

Худ Даниел

— Что ж, обсудим цену услуги.

В конце концов они договорились, причем сошлись на гораздо более высокой цене, чем ожидал Лайам. Он остался доволен, даже понимая, что Марциус все равно его облапошил. Князь торговли отсчитал нужное число серебряных монет и сложил их в аккуратные столбики. Лайам потянулся за деньгами, но Марциус хлопнул его по руке и загородил монеты ладонью.

— Нам нужно еще кое-что обсудить, ученый. Ты уезжаешь из Саузварка немедленно?

— О, конечно! Как я могу здесь оставаться? А вдруг убийцы мастера Танаквиля доберутся

и до меня?!

— И ты не станешь задерживаться надолго — скажем, для того, чтобы перепродать свои карты доброму господину Некверу?

— Ну конечно же нет, мастер Марциус! Клянусь…

Торговец вскинул руку, прерывая велеречивость Лайама.

— Не зарекайся, ученый, — произнес он, понизив голос. — Если окажется, что ты солгал мне и заключил сделку с Неквером, мне это не понравится. Если же ты покинешь Саузварк, избегнув участи твоего господина, я буду доволен. А потому бери деньги и готовься к отъезду. Я ясно выразился?

— Совершенно ясно, мастер Марциус! — отозвался Лайам, нервно облизывая губы. — Мне потребуется всего день-другой, чтобы уладить свои дела и собраться в дорогу.

— Значит, начинай собираться немедленно.

Торговец кивнул, и Лайам, рьяно кланяясь, сгреб со стола деньги вместе с картами, которые Марциус не стал покупать.

— И последнее, ученый. Где ты сейчас живешь?

Вспомнив о том, как уютно он провел эту ночь, Лайам чуть было не назвал особнячок Тарквина, но вовремя спохватился и объяснил, где находится дом госпожи Доркас. Князь торговли кивнул. На лице его одновременно читались довольство и отвращение.

Лайам поклонился еще раз и, осторожно притворив за собой дверь, поспешно двинулся вниз по лестнице. Лоб его покрывала испарина, а на лице читалась совершенно искренняя озабоченность, и потому охранники не стали его задирать, ограничившись презрительными ухмылками. Лишь на улице Лайама нагнал раскат пронзительного, визгливого смеха.

Свернув за угол, Лайам, ни о чем не думая, торопливо прошел несколько кварталов, потом остановился, чтобы перевести дыхание, и полной грудью вдохнул соленый морской воздух. Он почти пожалел, что сейчас нет дождя — тот отлично охладил бы разгоряченное лицо и смыл струйки пота, бегущие у него по спине.

«Ну я и напортачил», — подумал Лайам, хотя и не мог точно объяснить, почему ему так кажется. Возможно, его недовольство собой коренилось в том обстоятельстве, что ему так ничего и не удалось выяснить у этого человека.

Все поведение Марциуса — и даже завуалированную угрозу, звучавшую в пожелании избегнуть участи старика-чародея, — можно было истолковать двояко. Торговец мог скрывать личину убийцы под маской заносчивого безразличия — а возможно, это безразличие являлось вовсе не маской, а истинным его ликом, и тогда Марциус оказывался ни в чем не виноват. Лайам никак не мог решить, где прячется правда.

В общем, беседа оказалась безрезультатной, если не считать результатом серебряные монеты, в которых Лайам пока не очень нуждался.

И лишь пройдя еще несколько кварталов и уже забирая в сторону своего дома,

Лайам вдруг осознал, что за заноза его беспокоит. Он пообещал уехать из Саузварка.

Это обязательство предстало перед Лайамом во всей полноте, вкупе со всеми вытекавшими из него осложнениями. Но Лайам уже не думал о них. В его мозгу блеснуло то, что называется озарением.

Почему Марциус так хочет удалить его из Саузварка? Лайам теперь очень сомневался, что причиной тому является лишь стремление торгаша помешать ему продать дубликаты карт его конкуренту. Нет, за недвусмысленным, подкрепленным угрозой пожеланием князя торговли кроется нечто большее, и яснее ясного — что!

Резко приободрившись — все-таки утро прошло не зря! — Лайам свернул с узкой улочки, ведущей к его жилищу, и направился в богатый район, к портному, которому он два дня назад сделал заказ.

Его одежда была готова; Лайам некоторое время любовался ею, потом велел портному упаковать обновки. Расплатившись, он заглянул к сапожнику, а затем снова двинулся к дому. До полудня — условленного времени встречи с Кессиасом в «Белой лозе» — оставалось еще около часа, так что Лайам, спросив у служанки горячей воды, вымылся у себя в комнате и тщательно выбрился. Затем он надел один из новых комплектов одежды, темно-синюю тунику и мягкие сизовато-серые брюки. Хорошие сапоги и новый плащ дополнили замечательную картину, и Лайаму захотелось взглянуть на эту картину со стороны. В мансарде зеркала не имелось, так что пришлось спускаться вниз.

На кухне не оказалось никого, кроме все той же служанки, которая ошеломленно уставилась на Лайама. В ответ на его вопрос, где находится госпожа Доркас, девица, запинаясь, пробормотала, что не знает, куда та пошла.

— Что ж, тогда передайте ей, что я сегодня, возможно, не приду ночевать — пусть она не волнуется. Хорошо?

Девушка быстро закивала, не сводя с него округлившихся глаз, и Лайам, с трудом сдерживая желание расхохотаться, отправился в «Белую лозу».

* * *

Таверна, как обычно, казалась пустой, хотя общий зал был заполнен более чем наполовину. Застольные беседы были негромкими, а столы стояли достаточно далеко друг от друга, чтобы не было слышно, о чем говорят соседи. Официантка не сразу узнала Лайама и одобрительно оглядела его наряд.

— Мне уж было показалось, что это не вы, — сказала она, и то же самое сказал появившийся через какое-то время Кессиас. Он помедлил пару секунд, прежде чем усесться. — Вы неплохо принарядились, Ренфорд.

— Старое платье совсем износилось, — пояснил Лайам, небрежно взмахнув рукой.

— Ну, так какие у нас новости?

— Сегодня утром я встретился с Анкусом Марциусом.

Кессиас, казалось, ждал чего-то в таком роде. Во всяком случае с языка его сразу слетел вопрос:

— И много ли с этого было пользы?

— Достаточно, чтобы заплатить за обед, но не намного больше.

Пока они ели, Лайам подробно описал свою беседу с торговцем. Эдил слушал и время от времени понимающе хмыкал.