Дракон из Трокадеро
Шрифт:
– Великолепно! – воскликнул Ломье. – Присоединяйтесь к нам, я приглашаю всех в ресторан, поговорим об изящных искусствах. И как знать, может ваши птички меня и заинтересуют!..
Фредерик Даглан, стоявший неподалеку от них перед картиной Шарля Котте «Траур по моряку», посмотрел на часы. Второе отделение выступления Сады Якко начнется только через сорок пять минут, поэтому времени, чтобы вернуться на свой наблюдательный пост, у него более чем достаточно.
Наконец, они собрались уходить.
Чопорный торговец картинами говорил что-то то ли о фуршете, то ли об ужине в «Ресторане Конгрессов», и Фредерик Даглан, не сводя глаз с гибкого силуэта Таша, решил последовать за ними.
Гроза утихла. Шагая по правому берегу Сены, они вышли на улицу Парис, сияющую и многолюдную, не почтив своим вниманием
78
«Гран-Гиньоль» – парижский театр ужасов, один из родоначальников и первопроходцев жанра «хоррор».
79
«Театр веселых авторов» – театр под открытым небом, созданный к Всемирной Выставке 1900 года. Его репертуар состоял из шести спектаклей, сочиненных, как утверждалось в проспектах, «самыми веселыми авторами Парижа».
80
Жорж Куртелин (1858–1929) – французский писатель и драматург.
Движимый диким желанием посмотреть, где работает Ихиро, Кэндзи воспользовался отсутствием Джины и навострил лыжи. Обеспечить себе по телефону алиби через доктора Рейно на тот случай, если жена спросит отчета, он сможет и позже. После легкого ужина в одном из экзотических ресторанов Выставки Мори слонялся по аттракционам в ожидании начала спектаклей. В данный момент он незаметно изучал подходы к театру Лои Фуллер. Ихиро Ватанабе, в большом парике, с искусственной седой бородой и лицом, загримированным белой краской с широкими коричневыми полосами, проверял билеты.
Кэндзи ухмыльнулся.
«Что я здесь забыл? Ну уж нет! Я никогда не соглашусь на подобный маскарад!»
Ему показалось, что у кассы стоит завсегдатай их лавки, чье имя напрочь вылетело из головы. Ему было лет тридцать, он носил роскошные усы, просторный льняной костюм и широкополую мягкую шляпу.
«Как же его зовут? Меня бесит, что я никак не могу вспомнить, хотя я совершенно уверен, что был у него на бульваре… на бульваре Распай. Ах да, это же писатель. Черт, его имя вертится у меня на языке. Вот оно, Андре Жид! Если он меня увидит, я пропал, он обязательно спросит, что я думаю о «Филоктете» Софокла, а я его даже не читал».
Кэндзи поспешно удалился и смешался с толпой прожигателей жизни.
Виктор несколько раз обернулся, заинтригованный мимолетным видением нефритового набалдашника в форме конской головы с инкрустированными хризолитом глазами.
«Трость Кэндзи? Это невозможно!»
Что это было – галлюцинация или он на самом деле видел в толпе приемного отца?
«Нет, это
Но сомнения не рассеивались.
«А если в самый последний момент ему в голову пришла блажь подменить Ихиро, никого не предупредив? Вот незадача!»
Он хотел было предупредить Жозефа, но отказался: Фредерик Даглан был на своем посту.
«Меня начинают одолевать навязчивые идеи».
Незадолго до этого он увидел небольшое здание с круглым входом, украшенным по бокам сильфидами, над которым возвышалась надпись «Лои Фуллер». Это и был театр-музей знаменитой американки, за которой в 1889 году бегали все знатные парижские кавалеры и которая теперь распахивала на публике свои разноцветные покрова, в перерывах между сеансами выводя на сцену японскую актрису Саду Якко в сопровождении токийской труппы «Каваками».
«Поди теперь узнай, кто этот тип, переодевшийся самураем и напяливший на ноги деревянные башмаки, который стоит на посту у кассы! Неужели Кэндзи уступил мольбам Ихиро?»
Сердце Виктора тревожно сжалось.
Он взял Джину под руку и повел ее к замку, вполне достойному места во вселенной Льюиса Кэрролла.
«Надо демонстрировать жизнерадостность».
– Вы знаете, что в этом Поместье, Перевернутом с Ног на Голову, все подвешено к потолку? Глядя в его окна, можно увидеть Выставку вверх тормашками. А на четвертом этаже есть тоннель, где все превращается в химеру. Пойдемте повеселимся!
Несмотря на протесты Мориса Ломье, настаивавшего побыстрее идти в ресторан, группка отправилась в Поместье.
Фредерик Даглан не стал повторять их маневр и затерялся в толпе любопытных. Предпринятые им меры предосторожности ни к чему не привели, потому как Кэндзи Мори, японский партнер Виктора, сумел раствориться в окрестном пейзаже, прибегнув к тактике мимикрии.
«Идиот! Мягкая шляпа, как и обноски, кое-где еще сохранившие былой лоск, не спасут его от боцмана, если тот вдруг… Вы, господин Легри, составили неверное представление о том, что собой представляют ваши близкие».
Все свое внимание Фредерик сосредоточил на Ихиро.
«А ведь мысль использовать эти белые румяна и бороду отнюдь не глупа, это вполне может сбить с толку».
В этот момент Даглан заметил, что за японцем наблюдает еще один человек. Под навесом шатра какой-то слегка сгорбленный тип резкими движениями кисти без конца отправлял в полет пестро раскрашенное йо-йо. В тени навеса черт его лица было не разобрать, но Даглан догадывался, что этот человек наблюдает за окрестностями, будто боится, что на него устроят охоту. Постояв так довольно долгое время, человек спрятал йо-йо, двинулся к театру, вдруг присел и сделал вид, что завязывает развязавшийся шнурок ботинка. Даглан увидел, что мимо прошли двое стражей порядка в белых тиковых штанах. Когда они удалились, человек встал, быстро пошел назад и исчез за углом шатра. Не успел Даглан отреагировать, как незнакомец смешался с толпой.
Глава одиннадцатая
Пятница, 27 июля
Жозеф спрыгнул с омнибуса неподалеку от пассажа Вердо, заторопился к дому 40 по улице Гранж-Бательер, где располагалась редакция «Паспарту», поднялся на третий этаж и толкнул перед собой дверь.
В десять часов утра все сотрудники пребывали в полной боевой готовности.
Жозеф прошел по редакционному ковру, обошел стороной кучу французских и иностранных газет, наваленных рассыльными, поздоровался с двумя редакторами, которые внимательно их просматривали, вырезая ножницами свежие новости, которые нужно было перевести или воспроизвести в первозданном виде в очередном номере. В редакции царила лихорадочная атмосфера, все куда-то бежали, хохотали, то и дело рокотали размеренные голоса печатных машинок и раздавались телефонные звонки. Забаррикадировавшись в рабочих кабинетиках, крохотных, как душевые кабинки, хроникеры, вернувшиеся из Сената, Палаты депутатов, полицейских комиссариатов, с Выставки или биржи, строчили свои репортажи, соревнуясь друг с другом в скорости. Специалисты по сплетням вверяли бумаге более или менее достоверные сведения, почерпнутые у секретарш в приемных. Чтобы поразить читателя, они вплетали в повествование слова, услышанные мельком и изобретенные ими самими, описывая чьи-то досадные промахи, несчастные случаи, самоубийства, нападения.