Дракон из Трокадеро
Шрифт:
– Джина, я прошу прощения, но…
– Мне не за что вас прощать, ведь изменить человеческую натуру невозможно. Но играть в вашем возрасте в полицейских и воров! Это, признайтесь… Вы ставите под удар будущее Алисы. Если, предположим, книжная лавка перестанет приносить доход, на что вы будете ее растить? С некоторых пор торговля идет ни шатко ни валко, и Кэндзи это очень беспокоит. А в вас, его приемном сыне, он не видит никакой опоры.
– Клиентов стало меньше из-за Выставки и жары.
– Точь-в-точь как мой первый муж. Тот тоже отказывался брать на себя любую ответственность. Преобразование общества стало для него высшим приоритетом – до такой
– Кстати о Пинхасе…
– Не произносите больше его имени в моем присутствии Он принес нас в жертву Революции, чтобы присоединиться к когорте бизнесменов. А в шестьдесят лет умудрился родить третьего отпрыска – ребенка, который, став взрослым, не сможет знаться с папочкой. Замечательное достижение.
– Своими словами вы сразили его наповал! – одобрила Эфросинья.
Джина поднялась по лестнице. На втором этаже хлопнула дверь.
– Мели! Где вы! – позвала она.
Виктор подошел к Жозефу и кивком головы подал знак следовать за ним в подсобку.
– Вот, возьмите. Джина поручила мне купить эти билеты для вас, Айрис и вашей матушки, с которой вы, по случаю, сможете помириться. Она просит вас сегодня вечером тайком от Кэндзи сходить на спектакль Сады Якко и присмотреть за ним.
– Стало быть, только что она ломала комедию?
– И да, и нет, вы же знаете женщин! Я рассказал ей, как Кэндзи намеревается воспользоваться нашими советами. Ступайте и предупредите Эфросинью.
– А кто вечером останется с детьми?
– Дядюшка. Он ни в чем не может им отказать. Таша не возражает.
– Вы даже не представляете, на что идете. Это хуже полицейского расследования.
– Обожаю детей, одной дочери мне недостаточно, во мне живет душа вождя целого племени.
Жозеф с сомнением поглядел на него.
Фиакр застрял в заторе, образовавшемся в результате аварии с участием автомобиля. Они опоздали и в зал, выдержанный в стиле «ар-нуво», смогли попасть только в антракте, по окончании первой части представления, во время которой давался сеанс магии.
– Видела, радость моя? Здесь яблоку негде упасть, какое счастье, что мадам Джина зарезервировала для нас места! – воскликнула Эфросинья, шествуя перед Айрис.
Они уселись в третьем ряду. Здание театра Лои Фуллер было украшено рельефным изображением этой американской актрисы. На барельефах, фризах и кариатидах она извивалась как змея. Чопорный молодой человек с пышной шевелюрой и лорнетом, сидевший неестественно прямо рядом с Жозефом, не сводил глаз со сцены, закрытой занавесом с изображенными на нем греческими мотивами. В ожидании ритуала, предназначенного для узкого круга посвященных, он постепенно впадал в транс и поэтому проявил явное неудовольствие, когда его сеанс медитации был нарушен раскатистым голосом Эфросиньи.
– Что-то я проголодалась, надо было взять леденцовой карамели. Лапочка, передайте мне программку. Ка-бу-ки, онна… гата, буё… Тарабарщина какая-то! Иисус-Мария-Иосиф, теперь, чтобы куда-нибудь сходить, нужно обязательно быть полиглотом! Могли бы и на французский перевести!
К ней повернулся молодой человек.
– Мадам, кабуки представляет собой традиционный японский театральный жанр. Само название состоит из трех частей, ка – это музыка, бу – танец, ки – сценическое
Эфросинья, вытаращив глаза, в страхе смотрела на него.
– И как разобраться во всей этой каше?
– Если человек восприимчив к нравственным конфликтам, печальным историям любви и эпическим повествованиям, тогда все идет из глубины души. Оннагата – это актеры-мужчины, которые, начиная с XVII века, играют женские роли.
– Благодарю вас. Но неужели вы хотите сказать, что Садо Якко – мужчина?
– Сада Якко, – поправил ее собеседник, скривив рот. – Нет, это женщина. Раньше выступала в комедиях при дворе императора, изумительно танцует и играет на тринадцатиструнной арфе кото. Бывшая гейша, обладает несравненными музыкальными талантами, а ее сценическая игра представляет собой редкую смесь необузданной страсти и достоинства. Сада Якко берет на себя смелость нарушать правила традиционного японского театра и воплощать собой героиню.
– Ну, это не бог весть какая находка, – проворчала Эфросинья.
Она удобнее устроилась в кресле и прошептала на ушко Айрис:
– Эти японцы не изобрели ничего нового. Сара Бернар с успехом играла роль мужчины, к тому же молодого, когда ей уже было далеко за пятьдесят! И создала «Орленка» Эдмона Ростана!
Чувствуя себя неловко от бестактности матери, Жозеф закашлялся.
– А танец буё? – спросила она соседа, который смерил ее презрительным взглядом.
– Этот танец – удел куртизанок и онногата.
– И вы любите подобные зрелища?
– Андре Жид, мой литературный собрат, горячо убеждал меня посмотреть это представление, которое дадут всего лишь сто двадцать три раза. Подобно ему, я уже не первый раз здесь. Постановку спектакля осуществил Отодзиро Каваками, Сада Якко – его жена. В первый раз это было откровение, даже несмотря на то, что «Гейшу и рыцаря», которая в Стране восходящего солнца длится два дня, у нас уложили в полчаса. Спектакль представляет собой вольную трактовку «Дамы с камелиями», действие происходит в Японии XVI века. Кроме того, я горячо полюбил «Кесу» [104] , которую играют, чтобы чередовать представления. К сожалению, в этом зале нет места, чтобы продолжить сцену в зрительный зал с помощью помоста, как это делают в Японии. Все, тихо, начинается!
104
Кеса – героиня японского эпоса, повествующего о несчастной любви женщины к самураю Морито.
Занавес отошел в сторону, явив взорам средневековый замок и цветущие вишни, при виде великолепных оттенков которого публика восхищенно ахнула.
Музыканты уселись в левой части сцены и заиграли странную мелодию, в такт которой солист стал выкрикивать какие-то стенания. Звукам флейты и ударных вторил какой-то щипковый инструмент.
– Вон та лютня с длинным грифом называется сямисэн, а две деревяшки, с помощью которых подчеркивают реплики актеров, – хесиги, – прошептал собрат Андре Жида.