Дракон на войне

Диксон Гордон Руперт

Гранфер внезапно прекратил говорить, и его голос поднялся до тоненького визга, а змеи вокруг нестройно закричали.

Выглянув за стену, Джим и остальные увидели, как Гранфер медленно поднимается в воздух. Сцена чем-то напоминала старт космического корабля с космонавтами, который отправлялся на Луну, — Джим видел это еще мальчишкой на мысе Кеннеди. Как и ракета, Гранфер сначала поднимался медленно, постепенно набирая скорость.

Он поднялся над полем на высоту, в несколько раз превышающую его собственный рост, и остановился. Затем так же медленно начал вращаться в вертикальной плоскости, как секундная стрелка на часах,

пока не повис вниз головой.

Так, вниз головой, он и поплыл в сторону замка над головами змеев, над мертвым Эссессили, над землей и рвом перед стенами замка. Пока, громадный, но беспомощный и визжащий тоненьким голоском, не оказался всего в двадцати ярдах от стены.

— Замолчи! — выпалил Каролинус, и в его голосе звучала обычная твердость, которая еще недавно отсутствовала.

Гранфер мгновенно умолк.

Каролинус опять заговорил.

— Ты знаешь, чего я хочу. — Его голос был резким и безапелляционным.

Дико размахивая щупальцами, будто желая что-то схватить, Гранфер протянул через стену раскрашенное изваяние леди Рррнлфа, все еще увешанное драгоценными камнями и золотыми цепочками; самым длинным щупальцем он вложил свою ношу через стену прямо в ожидающие руки Рррнлфа.

Морской дьявол прижал вырезанную из дерева фигуру к своей груди. Он нежно обнял ее и, склонив голову, прижался щекой к ее кудрявым золотым волосам.

— Я жду! — опять рявкнул Каролинус.

Из какого-то тайника в глубинах своей туши Гранфер извлек тяжелую черную книгу с золотыми буквами на переплете. Ее он тоже, передавая из щупальца в щупальце, протянул через стену — в руки Каролинусу.

— А теперь, сэр, — сказал Каролинус, — я мог бы и отомстить за то, что ты пытался сделать, и за то, что сделали змеи по твоей указке. Но я не меняю то, что случилось, на то, что могло бы быть. Это ход Истории позволил тебе так далеко зайти. Я не буду вмешиваться в Историю. Так что сейчас я отправлю тебя обратно и оставлю в том месте, где тебе и надлежит быть. Но не с помощью твоей отвратительной магии, а с помощью моей, так как у тебя больше нет силы противостоять моей силе. Запомни это, сколько бы еще столетий тебе ни выпало прожить. У тебя больше нет магии!

— У меня больше нет магии… — повторил Гранфер дрожащим голосом, печально и глухо.

— Тогда уходи вместе со своими змеями. Вон!

Внезапно Гранфер исчез. На серо-зеленой вытоптанной земле от рва до самого леса не осталось даже поверженных тел, только просека, проломанная Гранфером на пути к замку.

Люди на стене и дозорной площадке долго молча смотрели на пустое пространство перед собой.

Никто не прервал тишины; один за другим люди начали поглядывать наверх — сумрак, вызванный собравшимися над их головами драконами, стал рассеиваться. Они увидели, что стая парящих тел над их головами поредела.

Французские драконы потянулись к югу, а английские начали разлетаться по своим домам на севере, западе и востоке Британии.

Джим, который тоже смотрел наверх, опустил глаза, так же как и Энджи. Они улыбнулись друг другу. Джим заметил, что Каролинус протягивает ему чайник:

— Возьми.

Джим взял чайник за ручку. Он дотронулся до корпуса — металл был холодным, и тоненький поющий голосок умолк. Но чайник, казалось, приклеился к рукам Каролинуса. Джим потянул, и чайник высвободился.

— Каролинус! — воскликнула Энджи.

Кожа слезла с ладоней,

обнажив плоть, а по краям виднелись пузыри и ожоги.

— Я должен был естественным образом подогревать их, чтобы не забыться, — хрипло проговорил Каролинус. — Но с этим я могу справиться. — Внезапно его руки стали такими, как всегда. Каролинус поднял глаза и встретился взглядом с Джимом: — А тебе, Джим, я должен принести свои глубочайшие извинения. В конце концов, это моя ошибка, я просто кое-что забыл. Странно, как часто мы забываем то, что знаем лучше всего.

Он протянул руку и взял чайник, держа его одной рукой, а другой лаская горячие стенки. Но на этот раз рука, касаясь чайника, не обжигалась. Джим с удивлением уставился на Каролинуса:

— Если ты можешь держать чайник не обжигаясь, зачем ты терпел такую боль?

— Бывают времена, когда боль необходима, — сказал маг, с любовью взглянув на чайник. — Время для доброй боли. Добрая боль фокусирует, злая боль рассеивает и разрушает.

Из носика чайника опять вырвалась струйка пара. Тоненький голосок снова пропел:

— Каро-ли-нус, Каро-ли-нус.

Он замолчал, хотя пар продолжал идти.

— Я забыл, — сказал Каролинус, взглянув на чайник, — что любовь — сила, которая способна созидать. — Он покачал головой. — Потому-то магия Гранфера и была так примитивна. Если бы только я попробовал раньше, используя всю силу, которая была в моем распоряжении, я одолел бы его. Но я позволил себе пасть духом из-за болезни и слабости. И снисходительно терпел упадок духа. Мой чайник помогал мне, потому что он получил от меня жизнь, как леди Рррнлфа получила жизнь от него. Но у Гранфера не было любви, поэтому он не мог вдохнуть жизнь в свой тотем. Страха и благоговения недостаточно, как уже давно поняли люди. Таким образом, более слабая магия в конце концов уступила моей, которой помог этот маленький чайник. — Он взглянул на Джима и Энджи и улыбнулся. Каролинус редко улыбался, но уж его улыбка запоминалась, потому что в ней чувствовалось тепло горящего очага. — Итак, мы победили. Сэр Джон,

— повернулся он к Чендосу, — я не думаю, что король Франции попробует высадиться в Англии, лишившись помощи змеев.

— Ты прав, — сказал Чендос. Он тоже улыбнулся, но довольно печально: — Хей-хо, но мне придется объясниться, ведь я уговорил наших военачальников двинуть армию на юг, чтобы отрезать змеев от моря и запугать, что их перебьют по одному. Армия не любит, когда ее отправляют по дурацким маршрутам.

— Но, милорд… Я хочу сказать, сэр, сэр Джон Чендос, — заикаясь, проговорил Секох, — мы говорили об этом раньше, но потом столько всего случилось, что у меня не было возможности сказать тебе. Они не выступили.

— Не выступили? — уставился на него Чендос. — Армия не выступила? Но все военачальники на совете… — Он осекся на полуслове и внезапно разразился громким смехом: — Вот так они всегда, наши военачальники. В самый последний момент начинают соображать и меняют свое решение, и не выполняют никаких договоренностей, ни одно разумное решение не доводится до конца, если нет твердой руки, которая бы ими управляла. Ну-ну, это их манера, но в данном случае это мне на руку.

Его смех был так заразителен, что остальные засмеялись вместе с ним, даже те, кто стоял дальше на стене и не понял, о чем идет речь, или просто не слышал. Это был смех облегчения после длительного напряжения.