Дракон Третьего Рейха
Шрифт:
— Ну и погода в этой России (хлоп!), то холод, то жара (хлоп!), то комары.
— Комары — это не погода.
— Не важно (хлоп! хлоп-хлоп!), все равно здесь они страшнее, чем в Африке.
— В Африке — пустыня. А разве в пустыне живут комары?
— Не знаю (хлоп, хлоп, хлоп!), эти гады на все способны, только бы искусать порядочного человека.
Барон Дитрих фон Морунген, медленно плывший на середине реки, был далек от этих суетных проблем. Течение было слабым, и Дитрих отдыхал душой и телом. Однако чувство долга дало о себе знать в самый неподходящий
За его спиной внезапно появился небольшой водоворот, и из него на несколько секунд выглянул темно-зеленый острый плавник. Выглянул и исчез — словно и не было его. Только волны пробежали испуганной стайкой.
Увидев плавник неизвестного происхождения в непосредственной близости от особы командира, Ганс так и застыл, на радость комарам, в кустах, со спущенными штанами и пулеметом в руках.
— Ты видел? — оторопело спросил он у Клауса, кивая в сторону реки — Ты видел это?!
Клаус как раз возился с пуговицами, которые, как известно, по размерам всегда больше, чем петли, в которые их нужно пропихнуть, отчего это простое дело отнимает кучу сил и времени в самый неподходящий момент. Он яростно подергал одежду и, не поворачивая головы, ответил:
— Да видел, видел. Он и не такое может, до войны плаванием занимался. Ты же знаешь.
— Да я не о том… Сам посмотри, скорее! — завопил Ганс.
Клаус удивленно обернулся, но река была пуста и спокойна, и над водой торчала только мокрая голова майора фон Морунгена с заранее серьезным и ответственным выражением лица. Механик пожал плечами, отвернулся от воды и снова занялся растреклятыми пуговицами.
— Вот сейчас нас самое время атаковать, — бурчал он. — Один красавец принимает водные процедуры, другой скачет с голой задницей и восторгается открывшимся видом на первого, третий, похоже, навеки затих в кустах, а у четвертого заело пуговицы на ширинке. Похоронная команда…
Справившись наконец с непокорной одеждой, он отправился к танку — наводить блеск и красоту. Иначе оскорбленная невниманием техника может отказать в самый неподходящий момент.
Плавник появился из воды снова — на сей, раз гораздо ближе к Дитриху, и его размеры явственно указывали на то, что он принадлежит существу гораздо менее безобидному, чем большой и голодный крокодил. В памяти как-то невольно всплывали виденные в палеонтологическом музее скелеты доисторических чудовищ — существ, кстати, категорически плотоядных.
Поскольку нападения ждали откуда угодно, но только не со стороны реки, то из всех присутствующих на плавник обратил внимание один Ганс. А когда над гладкой поверхностью воды показалась часть блестящей огромной спины с темными пластинами чешуи, влажно сверкнувшими в солнечных лучах, нервы его не выдержали и, путаясь в спущенных штанах, спотыкаясь и увязая в сыпучем песке, он выскочил из кустов с воплем:
— Спасайтесь, господин майор!!! — и принялся поливать спину с плавником из пулемета.
Когда первые пули просвистели прямо у него над головой, Дитрих ничего не понял и удивился. Но рефлекс
Полуодетый Генрих рухнул на живот и по-пластунски пополз к танку, демонстрируя недюжинный талант.
Вальтер, стоявший на карауле на значительном расстоянии от того места, где разворачивались основные события, вообще ничего не понимал. Вытягивая шею, он пытался разобраться в происходящем, автоматически постреливая туда, куда палил и палил Ганс.
Наконец Морунгену удалось живым добраться до берега. Он вылетел из воды и коршуном накинулся на бледного Ганса:
— В чем дело, Келлер?! Ты что, спятил или на солнце перегрелся? Стреляешь в собственного командира! А если бы я нырял плохо, кто бы теперь тебя строил на берегу? И что бы ты ответил командованию на вопрос, куда делся майор Дитрих фон Морунген?!
Ганс, не выпуская из рук дымящегося пулемета, все время настойчиво старался заглянуть за спину скачущего перед ним в праведном гневе командира и взволнованно оправдывался:
— Господин майор! Господин майор, я ценю ваш юмор, но там, прямо за вами!… — И он потыкал стволом в сторону реки. — Точнее, по направлению к вам!… А правильнее сказать — сейчас за вами…
Майор придирчиво оглядел себя сзади, затем изогнулся всем телом и проделал ту же операцию с другой стороны. Спина как спина. Правда, он ее не увидел. Но то, что увидел, смотрелось вполне прилично — на фигуру Дитрих никогда не жаловался.
— Ну что, что?! Хвост вырос?
Ганс осторожно заглянул туда же. Хвоста и впрямь не было. И река была спокойной и гладкой. И плавник больше нахально не торчал из нее, возмущая спокойствие своим жутким видом. Конфуз. Полный конфуз. И поскольку не принято вот так вот, с бухты-барахты, палить в родного командира из родного пулемета, и даже неприлично как-то, Келлер ощутил необходимость объясниться.
— Дело в том, господин майор, что в воде я увидел нечто ужасное. И оно подкрадывалось к вам. Естественно, что я стал в него стрелять. Я кричал вам: «Спасайтесь!» — но вы не обратили внимания.
Дитрих отечески похлопал несчастного стрелка по плечу. Критически оглядел его с ног до головы:
— Ганс, нечто ужасное — это коммунизм. А он вряд ли водится в этой речонке в чистом виде, к тому же я ему не позволю незаметно подкрасться ко мне. Поэтому, раз уж ты разделся, нарушив мой приказ, тебе лучше выкупаться, а то ты всех нас перестреляешь. Это утомление, друг мой.
— Досадно, господин майор, что вы мне не верите, но я, честное слово, видел, как в вашу сторону плыло что-то, я бы сказал, враждебное. Агрессивно, если можно так выразиться, настроенное…
— Как ты догадался? — съязвил Дитрих, — На нем крупными буквами было написано: «За Родину, за Сталина!» или «Смерть фашистским захватчикам!»?
Ганс досадливо поморщился. Спасаешь их, спасаешь, а вместо благодарности одни шпильки и колкости. Одно слово — пруссак, ни убавить, ни прибавить. Это уже образ мыслей такой, отличный от всех прочих. И угораздило же с командиром!