Дракон в огороде
Шрифт:
Вздыхаю и тянусь за приготовленным куском ткани. Полотенцами здесь, конечно же, и не пахнет, но зато пахнет очень вкусным мылом. Непонятно, как именно, но очень вкусно, что-то такое молочно-ванильное, не приторное и не резкое, но… В общем, вкусно пахнет теперь и кухня Клинвара, и моя Лиза. Подозреваю, я тоже так буду пахнуть, когда отправлю дочь в кровать.
— Не злись, мам… — укутанная в, подогреваю, чью-то бывшую штору, Лизка строит мне жалобные глазки
На столе, неподалёку устроенной нами ванной, в огромной, пузатой банке из толстенного стекла горит очередная головешка. Света от
— Я уже не злюсь, Лизок. — выдыхаю, плотнее скрутив концы огромного отрезка ткани на плече дочки. — Обидно немного. Но ты же моя дочь, Лиз. Я всегда тебя прощу.
— Даже если сильно-сильно разозлишься?
— Даже если сильно-сильно-сильно разозлюсь. — отпускаю лёгкий щелбан по курносому носу и тяжело вздыхаю. — Я твоя мама, Лиз. Я всегда буду о тебе беспокоиться.
— Но дядя-дракон хороший, мам, неужели ты не видишь? — плаксиво и растерянно звучит её голос.
— Конечно, хороший. Все люди хорошие. Условно хорошие. Но это не значит, что они не могут совершить плохой поступок или сделать тебе больно… Нам больно. — в груди неприятно щемит.
Перед глазами встаёт образ мужа. Сколько у нас было ссор и скандалов... У-у-у-у, не счесть. Конечно же, всегда виноватой оставалась я. То не так спросила, то не так ответила, то не так себя повела, а всё, что касалось дочери…
Пресвятая клубника, я ведь и правда боялась, что он у меня отнимет Лизку! Отсудит. Будет грызть землю зубами, лишь бы оставить меня без неё. Не спала ночами, прокручивала в голове нашу дальнейшую жизнь: как уйти, куда уйти, где спрятаться… Столько раз переубеждала саму себя и давала вторые шансы снова и снова, — никому не нужные шансы, — боясь ранить дочь нашими разборками.
И что? Вот он — отец года, не позвонил и не приехал ни разу. Он ведь прекрасно знает, что мне некуда идти. Пусть ему на меня наплевать , но ведь Лизок… Хотя, может, он там коллегию адвокатов нанимал, чтоб всё-таки воплотить в жизнь свои планы по лишению меня родительских прав?
Ха! Но теперь-то Рома нас не найдёт. Ни в жизнь не найдёт.
Тряхнув головой, я прогоняю ненужную обиду и сглатываю вставший в горле ком:
— Помнишь, солнышко моё, Карину? — у меня находится другой пример, чтоб объяснить дочери хотя бы толику своих переживаний. — Вы ходили в одну группу в детском саду и были не разлей вода. А потом к вам пришла новая девочка, которая стала тебя задирать… Катя Марченкова. И Кариша стала дружить с ней. Тебе ведь было больно, золотая моя… А когда тебе больно, то и мне больно. Необязательно совершать плохие поступки, чтоб кого-то ранить. Мы так устроены, Лизок.
Конечно же, Лизка теряется в моих сумбурных объяснениях:
— Мам, но Дэй же взрослый дядя, а взрослые дяди могут дружить с кем угодно. Я не стану обижаться, если он станет дружить с кем-то ещё.
Ага, такие они… эти взрослые дяди. Дружат с кем попало.
— Всё, достаточно разговоров. Шагом марш в кровать. — опасливо покосившись на горящую головешку в банке, я подталкиваю дочь к выходу из кухни. — У нас ровно тридцать восемь минут было. Мама не хочет мыться в темноте. Поговорим перед сном, но учти, Лиза, пусть на твоё поведение
Откидываю занавеску, пропуская дочь вперёд вместе с тусклым островком света, и с подозрением кошусь на застеленную кровать.
Я абсолютно точно помню, что на ней был ворох одеял и покрывал. Скорее всего, ввиду отсутствия матраса, но сейчас она выглядела иначе.
Однотонная ткань, довольно приятная на ощупь, плотная и тёмная. Откинув тяжёлую подушку, я понимаю, в чём кроется подвох. Это не постельное бельё нам кто-то выделил, а очередные куски ткани. Одним была обмотана подушка, второй расстелен, как простыня, а третий — служило не чем иным, как одеялом.
«Не замёрзнуть бы.» — вперёд благодарности к нашему таинственному попечителю, я думаю, как бы здесь не заболела ни я, ни Лизка.
— Давай под одеяло и ни шагу из дома, Лиз.
Возвращаюсь к заветному корыту и спешно стаскиваю с себя одежду.
Вообще не понимаю, что происходит. Моего ребёнка как подменяют. Наедине — ангел, стоит разыграться и не видеть меня какое-то время, так начинаются какие-то упрёки и манипуляции. Что в замке этого Драгхара, что сегодня, наигравшись с Дэем, я становлюсь на какой-то отрезок времени врагом народа. Нормально ведь сейчас поговорили. Лиза — умная девочка, совсем неглупая. Только куда же тот ум девается во время игр и развлечений в моё отсутствие?
Ох, не нравятся мне эти перепады.
Заношу над водой ногу и отдёргиваю себя.
Дурочка. Ноги стоит мыть в последнюю очередь.
Даю себе мысленный подзатыльник и, наклонившись вперёд, сгибаюсь над корытом.
Вооружаюсь ковшом и начинаю с мытья головы, стараясь не устроить потоп в чужом доме. Скользкий брусок мыла прекрасно пенится. Пены с волос мне хватает, чтоб вымыть попутно уши и шею, не теряя драгоценные минуты и не расходуя не менее драгоценное мыло.
Поспешила, называется, теперь ещё быстрее нужно управиться. Сейчас как погаснет головешка в банке, как зайдёт Клин, а я здесь голая стою, в позе зю и во вкусно пахнущей пене.
…хотя, если головешка погаснет, то он и не увидит ведь ничего.
??????????????????????????
Боже, что за глупые мысли в моей голове мечутся?
Ускоряюсь. Смываю с волос пену и, кое-как зафиксировав их на макушке, забираюсь в тёплую воду. Не теряю времени, тру себя руками, мысленно вздыхая по мочалке. Вот моим ступням она бы очень даже не помешала. Да и вообще…
Эх, жизнь моя — жестянка.
Ну что же, отличная новость — ступни толком не отмылись, зато я вижу свои ногти. Прогресс.
Укутавшись в свой кусок ткани, я на носочках выхожу из кухни, всё ещё при свете горящей головешки, и лицезрю растянувшуюся на кровати дочь.
Спит. Не дождалась меня, уснула.
Какое-то время я смотрю на своё одеяние и на дочь, мысленно прикидывая, а получится ли из этого сшить что-то более-менее похожее на сарафаны, и, усомнившись, что здесь отыщутся швейные принадлежности, решаю ненадолго прилечь.
…ну, как ненадолго, будит меня скрип двери, топот маленьких ног и звучащие, словно над моей головой, причитания.