Дракон Воздуха
Шрифт:
– Хэ, я жду! – раздался приглушенный голос Госпожи Матери.
И пока неловко, одной рукой нянька доставала из-за пазухи вторую птичку и протягивала ее Госпоже Матери, я исхитрился вывернуться и отбежать за дерево. Хэ не успела ни схватить меня, ни предупредить Госпожу Мать.
Я увидел все!! Направляемая нежной слабой рукой Госпожи Матери шпилька, увенчанная прекрасным красным камнем, насквозь пронзила головку маленькой пестрой птички. Острый конец шпильки стал цвета камня. Но этот цвет был живым, текучим, он соскользнул с острия шпильки и горячей красной капелькой упал на землю. Вслед за ней упал и комочек перьев – то, что мгновение назад было беззащитной трепещущей птичкой.
Госпожа Мать, не поднимаясь с колен,
Не помню, как меня вывели из-за дерева, как мы вернулись. Скорее всего, так же осторожно, как и пришли в садик. Не помню, о чем говорили и что делали потом, у себя в комнате. Перед моим мысленным взором было маленькое, вздрогнувшее в предсмертной судороге тельце, насквозь пронзенное шпилькой моей любимой Госпожи Матери. Я страшно кричал в эту ночь. Они пытались меня разбудить и успокоить. Но я не хотел просыпаться, не хотел, чтобы они меня успокаивали.
4
Жертвоприношение совершалось обычно в храме предков. Одним из способов передачи жертвы духам было и погребение ее в землю.
Мне казалось, что я, как и птичка, нанизан на длинную острую шпильку. В эту ночь кончилось мое детство.
II
В эту ночь кончилось, не успев начаться, мое детство.
Утром Хэ особенно долго и тщательно одевала и украшала Госпожу Мать. Обычно в это время она болтала без умолку – что сказала или что сделала Главная жена, какую из новых наложниц удостоил своим посещением Господин, какие одежды дадут женам на праздник, чем провинился евнух.
Чаще всего меня это не очень интересовало, но иногда даже мне было что послушать – когда во Дворце принимали важных гостей или устраивали большие пиры. Госпожа Мать до мельчайших подробностей расспрашивала об одежде Главной жены, ее украшениях, прическе, Хэ особенно любила рассказывать о многочисленных кушаньях и напитках, которые подавались гостям, мне же интересно было слушать о чужих людях, об их странной одежде, удивительных привычках, а главное, о том, как они беспрекословно слушались нашего Господина, признавали его главенство.
Но сегодня ни одна из них не проронила ни звука. Лишь изредка они обменивались быстрыми вопрошающими взглядами. Даже когда они заметили, что я проснулся и наблюдаю за ними из своего уголка, Госпожа Мать не промолвила ни словечка, Хэ не бросилась ко мне, раскрыв объятья утреннего приветствия. И хорошо, что они не обращали на меня внимания, – вчерашнее посещение все не шло у меня из головы.
Никогда еще я не видел таких важных людей – он был гораздо, гораздо важнее и красивее евнуха, а уж о Главной жене и говорить нечего! – как бы Госпожа Мать и Хэ ею ни восхищались! Интересно, зачем он приходил? и придет ли еще? Я уже почти отважился спросить об этом, как дверь распахнулась – неужели он пришел?! Госпожа Мать, освободившись от рук Хэ, сделала маленький шажок вперед.
Вошедший (я смотрел на него во все глаза из своего затененного уголка) был одет в красивые черные одежды с багрово-желтыми наколенниками [5] и целым набором всяких интересных вещичек на поясе, плавно покачивающихся в такт его шагам. Он был не такой важный и блестящий, как тот вчерашний Господин, но, наверное, тоже очень важный – Хэ, проворно уползшая в темный уголок, не смела даже поднять головы. Господин внимательно осмотрел Госпожу Мать, даже несколько раз обошел вокруг нее – она
5
Черные одежды с багрово-желтыми наколенниками – одежда привилегированных сановников.
Пока не закрылась дверь и не затихли вдали шаги, никто не произнес ни слова, не сделал ни одного движения. Но вот Госпожа Мать распрямилась и, быстро повернувшись, решительным жестом подозвала Хэ:
– Мы переходим в Восточные покои [6] !!!
– О, Госпожа! – страх или радость прозвучали в сдавленном вздохе Хэ? А может быть, и то, и другое вместе? – О, Госпожа, и вы не боитесь? Это же так…
– Наш Господин хочет, чтобы мы жили там. Я могу только с радостью исполнить его волю.
6
Восточные покои отводились обычно наследнику.
– Собирайся!
Тут я дернул Хэ за край одежды. Обращаться к Госпоже Матери я боялся – я всегда с трудом узнавал ее в этом торжественном обличии, да и вчерашнее ее обращение с птичкой все еще пугало и отдаляло ее от меня.
– Хэ, – спросил я, – что такое Восточные покои? Кто в них живет? Ты думаешь, что там страшно?
Хэ только успела тяжело вздохнуть.
– Ты задаешь слишком много вопросов, Ли, – голос Госпожи Матери незнакомо, повелительно звенел, – в Восточных покоях тебя научат подобающему поведению!
– А ты, – она обратилась к Хэ, пристально глядя ей в глаза, – не забывай о своем месте.
Если она и собиралась еще что-то сказать, то не успела – Хэ предостерегающе подняла руку, и одновременно с этим дверь широко распахнулась, как будто послушалась знака Хэ, и в комнату вошла Главная жена в окружении прислужниц. Она ответила на почтительный поклон Госпожи Матери не менее почтительным поклоном и сказала своим звучным красивым голосом о том, что она поспешила выразить свою радость и уверена, что их сестринская любовь лишь укрепится, а пока оставляет своих прислужниц, чтобы те помогли нам собраться и перенести вещи. И, не дожидаясь ответных благодарственных слов Госпожи Матери, Главная жена величественно и плавно вышла из комнаты.
Часть из пришедших с нею прислужниц остались и начали быстро и ловко шарить по углам, собирая наши нехитрые пожитки. За все время их суетливого любопытства Госпожа Мать не проронила ни слова и не двинулась с места. Хэ крепче прижала меня к себе, прикрыв от вездесущих рыщущих взглядов полой одежды. Но вот чужие равнодушные руки увязали несколько небольших узелков, и, предводительствуемые все такой же молчаливо-безучастной Госпожой Матерью, мы покинули нашу комнату.
Пока мы шли длинными, хорошо освещенными переходами, Госпожа Мать не произнесла ни слова и ни разу не оглянулась на нас с Хэ. Хэ же прилагала все усилия, чтобы не дать никому из прислужниц Главной жены как бы ненароком подойти ко мне поближе, рассмотреть меня. Она, как могла, опутала мою голову своей одеждой и почти тащила меня на себе, так что я не только почти ничего не видел, но и не поспевал за их быстрыми, стремительными шагами – я, привыкший к медленным, осторожным шажкам Госпожи Матери, мог бы сказать, что она бежала.