Драконье лето
Шрифт:
Лин выбросила вперед руку. Сверкнула огненная молния, и от камней пошел пар. Когда туман перед моими глазами в очередной раз рассеялся, Лин сидела в огненном колодце, окруженная осколками стекла, а у ног Эйлин замерла тонкая струйка воды.
— Ведь как получается, — задумчиво сказала Эйлин. — Марек возвращается из Херры, прихватив библиотеку рода Кор и совершенно случайно встречает молодого волшебника, чьи способности превосходят все виденное Мареком ранее. Мало того, Марек знакомится с девушкой, которую когда-то нянчила его сестра —
— Я, кажется, вижу, куда ты клонишь, — произнес Эрик, но Эйлин жестом заставила его замолчать.
— Девушку ранят, что обостряет чувство вины и привязывает Марека так, что он даже не пикает, когда та вызнает некоторые тайны ордена. Между делом Марек учит ее взламывать замки и обезвреживать ловушки. Как ни странно, вместо благодарности девушка помогает своему другу-волшебнику залезть в архивы Галавера. Вы следите за мыслью?
— Вполне, — Эрик прикрыл глаза.
— И теперь, когда юного Кора все-таки разоблачают и пора его вытаскивать, в дело вступает тот, перед кем виновата я. Цепочка чистейших случайностей, а?
Мы молчали. Жар в локте начал ослабевать, вода сковывала ноги. Огненные плоскости изгибались, потрескивали, как когда-то на занятиях. Как Эйлин их держит? Пепел, я так ничему и не научился за эти недели…
— Ты поверишь мне, если я расскажу, как было дело? — спросил Эрик, не открывая глаз.
— Поверю, — медленно сказала Эйлин. — Тебе поверю.
— Я учился сдерживать дикий огонь восемь лет, — он уселся на камни, прислонил рапиру рядом. Эйлин, помедлив, села неподалеку от Лин, подобрав под колени тонкий шелк, и лишь я остался стоять. — Если бы я не потерял руку, у меня не получилось бы никогда. Квентин усвоил эти знания за восемь дней. Я не знаю, кем ему приходится Корлин, но его способности он унаследовал в полной мере.
— Жители Херры это подтвердят.
— Херра была актом отчаяния. Тебе это не близко, потому что владеющий огнем не отчается никогда. А вот первые маги, не знавшие, что им делать с собой…
— Мы ими были. Десять, пятнадцать лет назад. Но мы справились. — Ее голос зазвучал неуверенно, тускло.
— А мы нет. Я помню Галавер перед войной. Мы жаждали свободы, все мы — свободы от самих себя. Мы больше не умели жить по-старому, без тонкого огня, купаясь в озерах лести, которой мы не заслужили. Помнишь поговорку: «Мы стоим на плечах гигантов»? Я не терплю этих слов. Беспомощность, которая окутала всех перед войной… было в этом что-то противоестественное.
— И ты полетел в Галавер, чтобы вернуть себя?
— Я хотел стать защищенным. Я остался беззащитен, но с книгой смогу защитить кого-то еще… своих детей, может быть.
Эйлин вздрогнула. Их руки лежали на полу, разделенные одной каменной плиткой.
— А Квентин? Что ищет он?
— Вы нашли, когда об этом спросить, — хрипло прошептал я. Язык заплетался, мысли путались. Вместо каменной галереи и звездного неба я видел длинный серый коридор, в котором царило
— Свое прошлое, — донеслось до меня. — Помнишь детство? Ты всего лишь хотела закусить лепесток, а изо рта вырвался огонь и спалил весь куст. И никто, ни один человек в мире не мог объяснить, что с тобой, пока сестра не замахнулась мокрой тряпкой… Представляешь, как и с кем рос твой ученик? Он нашел утешение в мифах, в легендах. Он верит, что огненный век вернется — иным, в другом обличье. Как верю я… как, не признаваясь никому, верим все мы.
— Рик, прошлое не возвращается. Оно манит, напоминает о себе, но не вернется.
— Оно не вернется таким, каким мы его помним, но память обманчива. Квентин сберег нашу суть: семью, дом, огонь в очаге. Лет двести назад он стал бы лучшим хранителем традиций, что видел мир, — после Первого, конечно. Хотя, если вспомнить, как хранил нас Первый…
— Ты говоришь о власти…
— О надежде. — Их руки почти соприкасались. — Ты дала волшебникам надежду, Эйлин. Ты, Дален, тот мальчик, который писал стихи в моей комнате… Кто скажет, что драконы не достойны того же?
Эйлин еле слышно выдохнула.
— Уходите, а? Только твоего дара убеждения мне сейчас и не хватало, — она мотнула головой и встала. Шелк на секунду распахнулся, обнажая ноги, но Эйлин словно этого не заметила. — У нас на руках три сожженные деревни и волна новых горожан, на юге встает море. Люди паникуют, деньги теряют ценность, а ты говоришь о том, что драконам не хватает былого величия!
— Я видел Вельера, — негромко сказал Эрик. — Тогда, после визита в ваш замок, он выходил меня, он и его люди. Он во власти отчаяния. Я не смогу убедить его: мне не взлететь. Я никто. Ты не понимаешь или не хочешь понять?
— Ты сможешь уговорить остальных на Серых холмах. Они убедят Вельера. Остановите пожары, возвращайтесь и забирайте Квентина. Только так, и никак иначе!
В подтверждение своих слов Эйлин шевельнула рукой. Огненные плоскости мигнули и исчезли, и откуда-то подул теплый ветер. По воде пошла рябь.
Лин закрылась руками: поток горячего воздуха сбивал ее с ног, волок по полу, не давая встать. Эрик поднес руку к горлу, будто задыхаясь. По щекам Эйлин катились слезы, мгновенно высыхая на жестоком ветре.
Зрение угасало. На меня никто не смотрел, но это было и не нужно: полуослепший, оглохший, я мог только силиться разглядеть, чем все закончится. Да и зачем? Все было ясно и так.
Что-то крикнула Лин. Мне ее голос показался сорванным шепотом. Почему еще не бежит охрана? Мы так долго говорили, разбили сосуд с водой, уронили меч…
Меч!
Сквозь воду он казался круглым, как бутыль с вином. На пузатой черной рукояти переливалась золотая оплетка, сходясь на едва заметном выступе.
Не думая ни о чем, кроме нарастающей боли в висках, я рухнул на колени. Пальцы вцепились в рукоять меча и сомкнулись на рычаге.