Драконов не кормить
Шрифт:
После этих слов в теплицах надолго наступила тишина.
Прибытие Йеруша пришлось как раз на те дни, когда Илидор был поглощён добычей информации из Арромееварда и много времени проводил в замке, а Найло носился по Айяле вместе с Льодом, другими эльфами и несколькими слышащими воду драконами. Когда же Илидор вернулся в Айялу, Йеруш умчался «исследовать верхние водные вены далеко-далеко отсюда», чтобы «найти, какая холера на них начихала».
Драконы об этом эльфе не говорили, но их выразительное молчание можно было нарезать пластами.
Эльфы, что примечательно, спустя время тоже примолкли,
Тем временем с поставками воды снова возникли сложности, дневную норму в очередной раз урезали, а в драконью ипостась теперь можно было возвращаться только один раз в день и при том не летать.
Драконы злились, многие стали плохо спать, а невыспавшийся дракон – создание ворчливое и сварливое. Будто невзначай, находясь в окружении множества сородичей, Куа однажды обронил:
– Интересно, сколько воды бы сэкономили, если бы Балита тогда пришибла пару-тройку эльфов?
И все неодобрительно посмотрели на сидящего в отдалении Илидора, а Илидор почувствовал, что сидит недостаточно далеко.
Однако несколько дней назад Моран лично пообещала «насовать полные карманы говна» тому, кто начнёт драку. Идти наперекор слову матриарха дураков не было – это в лучшем случае закончится несколькими днями сна на коврике, голодовкой и неумолчным бубнежом по семейному рецепту Моран, а если драку увидит кто-нибудь из шпионов, то все к ней причастные на несколько дней отправятся в большую машинную биться головой о стены. Да и сил на хорошую драку у обезвоженных драконов сейчас не было, а затевать плохую – себя не уважать.
Потому пока Илидор и Куа ограничивались подножками по дороге в спальное крыло или невзначай опрокидывали один другому тарелки с едой, и ещё крылья плаща Илидора временами хлопали прямо перед носом Куа, вынуждая того с ругательством отшатываться, а ещё то и дело Куа не вписывался в поворот и врезался в Илидора, вышибая из него дух.
На эльфов драконы смотрели очень-очень мрачно, а эльфы очень-очень всерьёз прикидывали, не стоит ли рассовать драконов по камерам, приковать цепями или приструнить машинами, пока вопрос с водой не решится. Останавливало их одно: если у Йеруша, как и у Льода, ничего не получится и Донкернас придётся-таки снимать с места – им придётся доставать из камер много крайне недовольных драконов, которые устроят тут ёрпыль знает что.
Немного разрядить эту ситуацию без дурацких попыток сделать мрачных драконов и эльфов весёлыми могло только одно: некто, раздражающий тех и других одинаково и заставляющий тем самым ощущать какое-никакое единение. Очень удачно, что в Донкернас приехал Йеруш Найло.
Из обрывков фраз других драконов Илидор понял, что этот эльф им не понравился, что он проявлял к драконам совершенно ненужный интерес и вообще он странный. Но чем больше драконов возвращалось в Донкернас, тем менее откровенными становились разговоры в спальном крыле: никто не знает, сколько драконов-шпионов сейчас вокруг, зато все знают, что они здесь есть.
Из своего «далеко-далеко» Йеруш вернулся совершенно неожиданно и почти тут же наткнулся на Илидора.
Был полдень, Илидор
Золотой дракон уговаривал дышать глубоко и крепко стоять лапами на траве, никуда не подпрыгивая, ведь истосковавшийся по небу дракон может подпрыгнуть так, что в следующий миг ударится головой о «крышку» над Айялой. Мычал бессловесную тревожную мелодию и почему-то ужасно хотел посмотреть в глаза солнцу, которое притворялось, будто его здесь нет.
И тут вдруг незнакомый голос рядом с ним воскликнул:
– Это что?
Дракон обернулся. На тропе, только что вынырнувшие из зарослей сливяника, стояли вторая помощница Теландона Альма Охто (кроваво-красные глаза, черты лица, об которые можно порезаться, извечно сложенные на животе в «замок» пальцы) и незнакомый Илидору эльф.
При первом же взгляде на него золотой дракон понял: это Йеруш Найло.
Даже если бы вместе с ним подошла ещё целая армия незнакомых эльфов, золотой дракон бы всё равно понял: Йеруш Найло – именно он.
Эльф был высоким, даже чуть выше Альмы, вышагивающей в своих любимых накаблученных сапогах. Эльф был тощим, прямо-таки болезненно тощим даже по сравнению со своими тонкокостными сородичами – вот бы кого показать Диеру Ягаю, чтобы ужаснулся как следует! На Йеруше была мантия, что показалось Илидору странным – зачем учёному обряжаться в одежду магов? Даже маги редко носили мантии в повседневности, а учёному она… кажется, незачем, но на Йеруше мантия смотрелась настолько естественно, что хоть сейчас отправляй его на какое-нибудь сборище колдунов, куда временами ездит Теландон. Только казалось, будто под чёрно-сиреневой мантией Йеруша Найло нет тела, а кисти рук с длинными чуткими пальцами просто пришиты к рукавам.
Найло весь был хищная нервозность, неуёмность, он не стоял на месте, даже стоя на месте, и его мантия шевелилась, будто от ветерка, хотя не было тут никакого ветерка. Тёмно-русые волосы тоже шевелились на вороте мантии и на откинутом капюшоне, будто эльф слегка покачивал то ли головой, то ли плечами. Отследить движения трудно – они лишь намечены, то ли есть они, то ли нет. Зато пальцы подёргивались совершенно явственно, и горло напрягалось – видимо, эльф безостановочно вёл сам с собой бессловесную беседу.
Завораживающе-жутким было его лицо. Деликатные, аккуратные черты, словно осторожно намеченные угольком на холсте: высокие скулы, чистый лоб, тонкий маленький нос, острый и упрямый подбородок, тёмные брови – тоже как будто терпеливо прорисованные короткими штрихами. Яркие узкие губы подрагивают в хищной улыбке, открывают мелкие зубы, такие ровные и гладкие, что в голову Илидора сама собой прыгнула картина: беззубый эльф, нервически улыбаясь, бродит по бескрайнему, до горизонта, полю, усыпанному зубами, и выбирает из них двадцать восемь одинаковых. Совершенно одинаковых, безупречно взаимозаменяемых, остро-округлых.