Драконовы сны
Шрифт:
— Это был самый старый тополь в Лиссе, — сказал Рудольф.
Жуга, помедлил, отступил от дома и привстал на цыпочки, пытаясь бросить взгляд на крышу. Памятуя, какой силы был удар, травник рассчитывал обнаружить там по меньшей мере дыру, но к его удивленью таковой не оказалось. И вообще вся черепица выглядела целой и лежала, где ей полагается лежать, блестела под дождем, как новая. Стены тоже, вроде бы, не пострадали. Единственным произведенным в доме разрушением оказалось разбитое окно.
— Умели же строить раньше… —
— На хрена деньги тратить? — возразил Рудольф. — Досками забьем.
— Все лучше, чем лишние свечи жечь.
Телли был внизу.
— Что стряслось? — буркнул он. — Я чуть со страху не загнулся. Что это было?
— Дерево упало.
— Крышу не пробило?
— Нет. Иди спать.
Жуга посмотрел мальчишке вслед, опустил глаза. Взгляд его упал на черепки цветочного горшка и травник помрачнел лицом.
— Везет нам на поломанные деревья, — как будто прочтя его мысли, сказал подошедший Рудольф. — Вот, может, потому я вас в дом к себе пускать и не хотел, боялся — вдруг опять все повторится. Не зря, выходит, боялся.
Травник медленно кивнул:
— Выходит, что не зря.
СОЛОМЕННЫЙ ЛИС
«Выдернул бы ты у себя один волосок, если бы это могло помочь миру?»
Утром следующего дня Бликса пришел в себя, и Телли, который принес ему питье, сразу позвал Жугу.
— А, это ты, — лудильщик слабо улыбнулся, завидев травника. — Здорово, Лис соломенный. А я-то думаю, кто меня так мастерски заштопал… Где я? У Рудольфа?
— Привет, Бликса, — Жуга кивнул, присел на край кровати, бесцеремонно задрал одеяло и осмотрел повязки на его ногах. Бликса тоже потянулся было глянуть, но травник жестом остановил его: — Смотреть не советую. И вставать пока тоже не надо.
— Ну, ты даешь! — возмутился тот. — А если по делу?
— Придумаем что-нибудь, не дергайся. Что ты, в горшок не попадешь, что ли?
Бликса хмыкнул, потер подбородок и только теперь заметил, что рука его тоже в бинтах. Несколько мгновений он молча разглядывал плотный белый кокон, затем поднял взгляд на травника.
— Она меня… сильно погрызла? — голос его дрогнул.
— Суховязки целы, остальное заживет. Вот, выпей лучше.
Бликса послушно глотнул из кружки, поморщился.
— Фу, гадость какая… Неужто нет чего получше?
— Пока не поправишься, я буду решать, чего тебе пить, — оборвал его травник, и Бликса, давясь, осушил кружку до дна. Откинулся на подушку.
— Я, наверно, всю кровать кровью заляпал, — он вновь неловко заглянул под одеяло. — Черт-те что… Это ты меня подобрал на улице?
— Я
— А, знаю его. Дочка его как-то раз мне кастрюлю вынесла лудить, а я возьми, да ущипни ее за это самое… В смысле, дочку, а не кастрюлю. А тут и он идет. Как хрясь меня 'лебардой по хребту…
— Собаку ты хорошо разглядел?
— Куда уж лучше-то! — раненого передернуло. — Эй, полегче! Моя нога-то, все-таки… Разглядел, а как же. Вот такенная скотина, — Бликса показал рукой от пола. — Черная, мокрая, зенки — во! — как блюдца чайные. Набросилась, глаза горят, ужасть! Только и успел ей в харю ткнуть паяльником; подмяла и ну рвать. Больше ни хрена не помню. Думал, все — капут пришел, ан нет. Это что ж получается, как ни крути, а я твой должник теперь. Слышь, Лис?
— Слышу, — травник сосредоточенно ощупывал правую ногу лудильщика ниже колена. — С долгами как-нибудь потом разберемся. Так тоже больно?
— Терпимо…
— Так значит, говоришь, просто так набросилась?
— Собака-то? Ну, да. Сижу я, значит, никого не трогаю, а тут она как выскочит, жаровню опрокинула… Слышь, Лис, а струмент-то, струмент-то мой где?
— Бросили. Не до того было.
— Как не до того? Как это не до того? А, черт… — Бликса суматошно подскочил на кровати и, сраженный болью, повалился на подушки. Закусил губу. — Куда ж я без него-то?
— Что-нибудь придумаем, — сказал Жуга и встал. — Короче, так. Лежи смирно, если что — кричи, я накажу, чтоб мальчишка поблизости был. Тил его звать. Он же тебе и ноги перевяжет. Руку не трогай — сжег ты руку. Ею я потом займусь.
И с этими словами травник вышел вон, ибо на улице уже скрипели колеса Марковской бочки.
— Эй, вы! Алхимики чертовы! Отравители посиневшие! — вопил в своей обычной манере водовоз, катя на них бочку меж разобранных завалов. — Воду брать сегодня будете, или как? Ой, мать! Это чего тут у вас?
Упавший тополь перекрыл почти что весь проезд, дверь дома едва открывалась. Лошадь Марка с меланхолическим спокойствием остановилась у поверженного дерева и дальше идти не намеревалась. Травник мимоходом сделал в памяти пометку нанять кого-нибудь, чтоб разрубили тополь на дрова или хотя бы оттащили прочь. Пока Марк, ругаясь и пыхтя, таскал воду в дом, Жуга наставлял Телли, как ухаживать в его отсутствие за раненым.
— Возьмешь свежих бинтов и тысячелистника — вон ту зеленую кашу в банке, видишь? Смажешь ею раны, перевяжешь наново. Смотри, чтобы узлом не закрутило. Туго тоже не завязывай — не бегать, не слетит… Так. Что еще? А, да. Старые бинты — в бадью и замочи. Только воду в ней не грей, а то кровь не отстирается. Все понял?
— Все, — кивнул тот. Помедлил, и все-таки задал вопрос, который, похоже, не давал ему покоя всю ночь. — Слышь, Жуга, а этот парень что, так и будет теперь с нитками в ноге ходить?