Драконы любят погорячее
Шрифт:
Странно.
Бросаю взгляд на мужа — он хмурится и отводит взгляд. Почему? Что такого он слышит или чувствует, недоступное моему слуху и обонянию?
Я бы, наверно, не дерзнула зайти в эту звенящую тишину одна, но рисковать вместе с драконом стало почти привычкой. Чуть помедлив, толкаю дверь.
В нос бьет страшная вонь, в глаза бросается угольно-черная темнота поэтому поскорей разжигаю пламя поярче, что высвечивает жуткую картину…
Запустение, слой грязи на столах, остатки еды в немытых тарелках, с кишашими
Со стороны спальни Мариуса раздается шорох.
Дверь в его комнату открывается без ключа, а за ней — такое же захламление, только к спертой вони здесь примешивается запах человеческого пота и болезни. Здесь тоже бардак, поэтому не сразу различаю посреди вороха тряпок на кровати какое-то копошение.
– Мариус!
– ахаю в ужасе.
– Ты опять пришла!
– из-под одеяла на меня таращатся круглые, обезумевшие глаза.
– Ты… Ты… Ты меня высосала. Вытянула все силы, пока была рядом. Ты… До дна меня... Все из-за тебя, ненасытная ты тварь!
Из глотки Харальда вырывается рык, настолько грозный, что даже слов не нужно — Мариус забивается с головой под одеяло и скулит побитым псом:
– Бога ради прости, прости, прости, старика! Только не жги ничего, не забирай, что у меня осталось! Я боюсь... огня... Я не выдержу... Прояви милосердие, хоть чуточку! Прости мне ошибки мои, я… Не хотел… Я… Я просто свернул не туда! Я понимаю, все, все понимаю, ты не думай… Прости старика, прости, если сможешь!
Из-под одеяла доносятся всхлипы вперемешку с каким-то безумным бормотанием.
Кажется, с меня хватит.
Гештальт закрыт.
Не испытываю никакой радости смотреть на убогого безумца, но и никакого желания ему помочь. Через какой бы ад он сейчас не проходил, он честно заслужил каждую каплю своих терзаний. Ставлю на нем жирную точкe и первая поворачиваю на выход.
Переступаю за порог, вдыхаю полной грудью свежий воздух, впитываю в себя уютные звуки пульсирующей жизнью деревни. Насыщаюсь ароматом нормальных, здоровых будней.
– Теперь к Марии, ты не против?
– Не вопрос. Ты как? Расцепилась?
– в его голосе тревога.
– Почти. Осталось чуть-чуть ковырнуть последнее звено — тогда точно все.
К Марии захожу я одна, а муж остается ждать на улице. Знаю, он услышит сквозь щели каждое наше слово, но все же хочу ощутить хотя бы иллюзию уединения с доброй женщиной.
– Арианочка! Девочка моя!
– вскрикивает женщина, бросаясь ко мне навстречу.
– Как я рада тебя видеть! Ты в порядке, моя красавица?
Наобнимавшись всласть, усаживаемся за знакомый щербатый стол, и скоро под уютный треск поленьев чаем наполнены металлические кружки, и ощущение бесконечно родного тепла разливается по сердцу от ее присутствия.
Немного поболтав о здоровье,
– Что случилось с Мариусом, бабушка?
– Я его только что видела.
– После того, как этот, - женщина неприязненно кривится, упоминая «дядю», - тебя продал чужаку, израненную, беспомощную, вся деревня от него отвернулась. Мужики перестали к нему в трактир хаживать, женщины отказались работать. Он и раньше-то не пользовался особой любовью, а тут последняя капля… - Мария машет рукой.
– Гниет теперь в одиночестве. Ай, да что мы о нем, да о нем! Лучше расскажи, как ты?
Кратенько, по верхам ввожу женщину в курс дела. А потом предлагаю то, что мы несколько минут назад обсуждали с Харальдом:
– В Дэнвоншире нет целительницы. Если ты приедешь к нам работать — мой муж будет платить тебе втрое больше того, чем ты зарабатываешь здесь. А если… когда у нас появятся дети, я бы очень хотела, чтобы ты иногда с ними нянчилась.
– Ох, миленькая, я бы не прочь к тебе поближе, да на кого же я оставлю целую деревню?
– А если найдем тебе замену, переедешь?
Мария, чуть подумав, кивает.
– Своих-то внуков у меня никогда не было. Доченька вот была, да умерла давным-давно. Очень уж хочется понянчиться на старости лет с малыми… У тебя, я смотрю, срок скоро три недели, а ты все ерундой маешься… А ну-ка, - строго грозит мне пальчиком, - волноваться переставай, отдыхай и ешь по-человечески!
– Что?
– лепечу растерянно и таращусь на абсолютно плоский живот.
– Я тебе таких травок насобираю, что не мальчишку родишь, а сразу богатыря!
– продолжают меня шокировать, как вдруг дверь без стука открывается, чтобы впустить мужа, сразу заполнившего собой небольшое пространство.
– Значит, ждем богатыря?
– деловито осведомляется он то ли у Марии, то ли у меня, и мы обе слегка цепенеем.
Я — от того, что беременна и Харальд теперь тоже в курсе, а Мария — от того, что какой-то незнакомец ворвался в наш слишком личный разговор.
Перевожу ошалелый взгляд на мужа. Во вздернутых уголках губ, в лихорадочно-счастливом блеске глаз подмечаю сильные эмоции, но лорд не был бы лордом, если бы не умел держать лицо перед людьми.
– Это мой муж, лорд Вейзер, - поясняю хозяйке.
Та, согласно этикету, встает, склоняется перед мужчиной в поклоне, благодарит за визит, но тут же снова становится гостеприимной хозяюшкой — предлагает дорогому гостю чай на лесных травах.
Время позднее, а нам еще домой лететь. Так что мы немного сумбурно прощаемся с Марией и направляемся в лес.
– Значит, скоро три недели!
– задумчиво посматривает на меня Харальд, беря за руку.
– Ты был очень эффективен, мой лорд, - посмеиваюсь.
– Кому-то нужны годы, но ждать - это не про тебя.