Драконы никогда не спят (сборник)

Дяченко Марина и Сергей

– Не спорю, Warcraft – замечательная игра. Но почему она постоянно сбоит? То юниты не реагируют на команды, то вообще дракон вместо рычания кричит «Нет!», словно не желая лететь в угол карты…

Анджело замер.

– Как ты сказал?

– Словно юниты обрели желания.

– Тимс, ты подумал, прежде чем говорить?

– А что?

Анджело встал.

– Да так. Мысль одна в голову пришла. Неприятная мысль. Выключи игру.

Тимс нажал кнопку, и экран погас. Анджело вздохнул с облегчением. Но слова Тимса загнали вздох обратно в грудь, вызвав хрип.

– Странно… Ресурсы все еще используются.

Анджело подскочил.

– Отключи компьютер от сети!

Тимс недоуменно повернулся к программисту:

– Да ты

что? На это три дня уйдет!

Анджело отбросил его от терминала и забарабанил по клавишам. Минуту спустя голос операционной системы мягко произнес:

– Доступ к процессу 79 перекрыт на нулевом кольце защиты, действия оператора блокированы.

– О нет! – Анджело вскочил. – Не верю!

– Что про…

Тимс не успел закончить. Другой голос, более энергичный, заполнил пространство лаборатории:

– Активизирован наносборочный агрегат. Время до завершения конструируемой структуры – 32 минуты. Масса структуры 5 тонн. Приказ поступил…

Анджело оступился, в ужасе поворачиваясь к огромной прозрачной капсуле наносборочного завода, которая стояла у дальней стены зала. Там, в глубине, бушевал шторм атомов и молекул, равномерно смещаясь влево и образуя из себя…

– Что это?! – Тимс взвизгнул как кролик, отступая назад.

Анджело побелел.

Дракон в капсуле повернул прекрасную голову к людям. И посмотрел на них горящими глазами. Он был последним, кто их видел. Живыми.

Марина и Сергей Дяченко

История доступа

(повесть)

* * *

Вышли танцовщицы, похожие в ярких платьях на короткие флагштоки. Ударили барабаны. Басы грохотали так, что скакали песчинки на кирпичных ступеньках. Танцовщицы устроили маленький смерч, и огонек фонаря, прикрытый стеклянной банкой, затрепетал.

Янина не смотрела на танцовщиц. Гораздо интереснее в эту минуту были поэты: высокий бородач, считавшийся лучшим сочинителем столицы, и тощий парень, светловолосый и небритый, никому до сегодняшнего дня не известный. Шел пятый раунд «схватки на языках»: только что оба поэта получили задание сымпровизировать лирическое признание о четырех строфах, в котором упоминались бы оловянные лошадки, топор и хризантемы, все строки начинались на «Н» и последними словами каждой строфы были бы «…на черном бархате постели». Поэты получили пять минут на обдумывание, и танцовщицы развлекали публику, в то время как бородатый мастер перебирал в уме домашние заготовки, а молодой, нервный и совершенно потерянный среди барабанного грохота, суеты и жадного внимания публики, – этот самый молодой поэт трижды впал в отчаяние, прежде чем глаза его ожили, губы зашевелились, и он быстро защелкал пальцами, отбивая внутренний ритм.

Рукав его кафтана был коротковат. Дерзкий либо купил парадную одежку в лавке подержанного платья, либо продолжал расти, как ребенок или дерево, и мосластые руки-ветки вытягивались быстрее, чем поэт успевал заработать на обновку. Он знал, что выглядит смешно и неуклюже, и ему непросто было это сознавать, – но он все равно вышел перед судьями и публикой, убежденный в своем праве находиться здесь.

Янина симпатизировала молодому. Вокруг, в зале под открытым небом, во множестве обретались поклонницы бородача, и они задавали тон: их слуги топали о помост по команде, служанки отбивали ладони, поддерживая короля поэтов. Если бы исход поединка решала толпа – бородач давно победил бы. Но решали судьи, и они оказались беспристрастны, и вот уже пятый раунд длился почти равный бой, хотя обычная «схватка на языках» заканчивалась через два или три раунда.

Интеллектуальное зрелище, думала Янина с грустью, но без тоски. Здесь, в столице, как в несущемся с горы экипаже – громко, весело,

очень страшно и бесконечно интересно. У нас в провинции такого не бывает; может быть, я в последний раз вижу эти танцы, ярусы свечей под стеклянными колпаками, дрожащие огни и площадь, как единое тусклое украшение. И поэтов. Кто знает почему, но у нас в Устоке совсем нет поэтов. Вот бы познакомиться с этим, молодым, вот бы сказать ему в глаза, как он талантлив.

…С другой стороны, дома спокойно. Закат над озером не уступает красотой ни танцу, ни огням, ни богатому зрелищу. Другое дело, что закат лучше встречать в компании настоящего поэта…

Она поерзала на подушках. Представление затянулось, уже совсем стемнело, а судьи, глядишь, и шестой раунд назначат. Жаль, что она не приехала в столицу по своей воле, как простая путешественница, и не имеет обычной свободы. Она претендентка, пусть ее шансы оцениваются как один к тысяче. Она ведет происхождение от Железной Горы, и хоть веточка давно отделилась от общего ствола и зачахла далеко от столицы – ее долг был явиться.

Янина удержала вздох.

На самом деле, уверяла она тетку, никто не заметит, что меня нет. В жены принцу прочат либо старшую, либо младшую дочь барона Хлебного Клина, причем скорее младшую – та здоровее и милее с виду. Прочих приглашают ради традиции и еще затем, чтобы новая принцесса чувствовала себя избранной среди многих. Церемония объявления невесты тем пышнее, чем больше девушек в разноцветных платьях будут ждать королевского решения. Так говорила Янина, но тетка была непреклонна: надо ехать. Из казны деньги выслали на поездку, оплатили гостиницу на всю неделю, ты что, хочешь казенные деньги под подушкой утаить?! А вот явится королевский налоговый надзиратель! Налоговый надзиратель был теткиным вечным пугалом, хотя жила она скромно и налоги с поместья платила всегда по совести. Тетка мечтала увидеть церемонию и рвалась поехать вместе с Яниной, но прямо перед отъездом ухитрилась сломать руку. Бедняга, как она огорчилась; Янина с дорогой душой отпустила бы тетку в столицу вместо себя. Тетка еще далеко не стара, если ее нарумянить да приодеть – сошла бы за девушку в общей толпе…

Танцовщицы разбежались, будто флаги сдуло ветром. Бросили жребий. Бородач, король поэтов, изображал благожелательную скуку, но уголок его рта подрагивал. Янине с ее места – первый ярус, третий ряд – отлично было все видно.

А молодой сперва побледнел, а потом налился светом, будто фонарь в оранжевом стеклянном колпаке, и уверенно выступил вперед. Ему выпало читать первым.

Он начал говорить. Площадь была устроена для выступлений великолепно – слова, сказанные на сцене, разносились эхом по всем ярусам:

– Наброском майской синевы,Неразличимым – еле-еле —Нежнейшим – так лежали выНа черном бархате постели.Немой, как пень, с недавних пор,Нагой – в глубинах цитаделиНе я схватился за топорНа черном бархате постели.Над хризантемой взвился рок —Нет!.. лепестки похолодели —Не кровь, не смерть, но сереброНа черном бархате постели!Ночь оловянных лошадей,Ночь безъязыких свиристелей,Надежда двух слепых людейНа черном бархате постели… [1]

1

Стихи Олега Ладыженского.