Драконы севера
Шрифт:
— Все равно, обещай мне!
Я обернулся к ней, но не успел открыть рта… Щелчки в тиши леса были отчетливо слышны. Знакомые звуки!
Конь подо мной взвился на дыбы, заржав, опрокинулся, сбрасывая меня прямо в овраг. Мир колесом промелькнул в моих глазах. Несколько мгновений полета, и я рухнул в заросли молодых сосен. Резкая слепящая боль в правой руке, впору заплакать… Я застонал, кусая рукав куртки. Не сразу пришел в себя. С трудом выбрался из сосенок, перепачкался смолой, палая хвоя налипла на одежду.
По нам стреляли из арбалетов! Где
Кинжал остался на моем поясе. Рог при падении оторвался от ремешка. Я ощупал свое плечо. Малейшее движение отзывалось болью. Сдернув зубами перчатку с левой руки, положил ее на больное место….Когда боль исчезла, весь мир стал выглядеть совсем по-другому. Тут же дали о себе знать ушибы на ногах и на спине…
Я стоял почти на самом дне оврага. И даже не сразу разобрался, по какому склону свалился вниз.
Обнажив кинжал, потихоньку, стараясь не шуметь, начал подниматься, цепляясь за редкие искривленные деревья. Своего коня я нашел почти сразу Бедняга валялся дохлым на боку, с арбалетной стрелой в шее. Стрела вошла не глубоко. Расширив рану кинжалом, я вынул ее. От наконечника шел знакомый запах. Отвар из корней белой чемерицы!
В замке я сам готовил такой и смазывал стрелы. Малейшая царапина, и олень умирает за несколько мгновений. В горах это очень удобно — ведь подрань горного козла обычной стрелой, а он уйдет умирать на такую кручу, что и не достать!
Так это была засада или ошибка чужих охотников? Мои люди не смазывали ядом сегодня стрел. Стрелы! Арбалет!
Мой арбалет, что был зацеплен к седлу, безнадежно сломан. У меня только кинжал. А сколько там наверху стрелков?
Мне нужно найти Бернадетту и уйти подальше отсюда!
Я одолел склон и поднялся на край оврага, туда, откуда упал вместе с конем.
Птички чирикали. Терпко пахло палыми листьями. Бернадетту я нашел в нескольких шагах от края оврага. Она лежала лицом вниз, раскинув руки. Из ее спины торчали оперенья двух стрел. Я опустился на колени и бережно приподнял ее на руках. Она была мертва. Глаза застыли и потеряли блеск. Прижав ее голову к своей груди, я заплакал. Горько и бессильно… Комок встал в горле и душил меня….
Лошадка Бернадетты приблизилась ко мне и, фыркнув, ткнулась мягкой мордой в мою мокрую от слез щеку.
Глава 24
Бернадетту похоронили на холме, на север от Давингтона. Отсюда видно море и город, и крышу нашего домика в лагере. Отец Джарвис совершил все, что необходимо.
Жасс не скрывал слез. Хэрри мрачно смотрел себе под ноги. Молли и Джени плакали навзрыд. Габриэль стояла молча, но смотрела не на могильный холм, а выше, на бегущие по небу белые пушистые облачка.
Плачущего Ричарда оставили в лагере. Он был в истерике.
Пришлось дать ему макового отвара. Мальчик любил сестру, но свою любовь никогда не демонстрировал. А теперь он просто сгорал от горя…
Мои люди, посланные в замок Соммерсби, вернулись
Я сел в седло и поехал вниз с холма, но только не к Давингтону, а в противоположную сторону. Лошадка Бернадетты шла шагом, иногда кося на меня лиловый глаз.
В моем кошельке на поясе, в чехле из замши, лежал белокурый локон, последний дар моей подруги… Мои люди не нашли убийц в лесу. Я не знал, в кого целились — в меня или в нее? Случайно это вышло или нас выследили.
Если выследили, то эти люди допустили огромную ошибку, что не спустились вниз в овраг и не довели дело до конца!
Кто бы ни послал этих стрелков, они заплатят по самой дорогой цене! Фостеру придется попотеть… Я ехал шагом, все дальше от города, и груз с моей груди ничем было не снять…
Я привязался к Бернадетте, а потом полюбил ее так, как ни любил ни Нелл, ни Адель, ни Доротею Харпер. Им я позволял любить себя, но страсть и привязанность к ним не была такой сильной… Каюсь, с Бернадеттой я забывал даже Сью, мою первую и единственную любовь… Неужели я обречен терять всех женщин, которых полюблю или которые полюбят меня? Давингтон мне опротивел, завтра же в Корнхолл и далее в Холлилох!
Незаметно за мыслями и думами, я доехал до долины, в которой, на берегу черного озера, лежали руины замка короля Магнуса. Оглянувшись, я обнаружил в сотне шагов позади Гвена с его людьми и Габриэль, сидевшую по–мужски в седле.
Заметив мой взгляд, она пришпорила коня и быстро догнала меня.
— Здесь очень странное место, мне о нем говорили…
— Когда тебе говорили?
— Когда… когда я жила отсюда далеко и меня еще не изуродовали как… как…
Она не находила слов и побледнела.
Я положил руку на ее плечо.
Она отвернулась и глубоко вздохнула несколько раз.
— Проедем к озеру?
Она кивнула.
Спешившись на берегу, мы сели рядом на истертые древние каменные ступени.
Осеннее теплое солнце не жгло, а грело.
— Грегори, здесь сосредоточение силы… Разве ты не ощущаешь?
Я закрыл глаза и ровно, размерянно дыша, расслабился.
Нити… Разноцветные нити силы тянулись из земли, причудливо извиваясь, словно дымки гаснущих костров. Я мысленно протянул к ним руки, собирал пучки силы и вязал узлами, которые начинали светить пульсирующим белым светом. Пульсация усилилась. Все происходило так же, как и на берегу у руин Лайонбурга!
Пульсирующий белый свет залил все пространство вокруг меня. Я уже не ощущал, что дышу и сижу на каменной ступени… превратился в сгусток света, без тела, без мыслей… просто плыл по мягко покачивающимся волнам… Но я должен что-то сделать? Открыть дверь?
Черный прямоугольник возник на моем пути, он рос и поглотил меня.
Отец читал книгу за столом, поддерживая подбородок правой рукой.
Он повернулся ко мне, улыбаясь, встал и приблизился.
— Ты повзрослел Грегори!
— Прошло всего несколько месяцев.