Драконья броня
Шрифт:
— Так что?
— Пятеро магов в черных мантиях, один оборотень, — отрапортовала я. — Кстати, учитывая, что все оборотни, придерживающиеся агрессивных взглядов, находятся под контролем Волдеморта, с большой вероятностью эти люди — Пожиратели смерти. Но не понятно, зачем им драконьи яйца. Чтобы вырастить здорового дракона, нужно, чтобы яйцо грелось в драконьем пламени, а не обычном. Плюс — это довольно небыстрый процесс. Надо сообщить об этом…
— Мисс Эванс, — оборвал он меня, и я послушно заткнулась. Он вздохнул, помассировал переносицу.
Я ему сочувствовала. Такое дело свалилось: опять Пожиратели, несколько убитых, раненые, украденные
Конечно, оно только звучит так легко.
— Держите портключ, — он достал его из кармана мантии; обычные ножницы. — Вы здесь больше не понадобитесь.
Только оказавшись не в Министерстве Магии или хотя бы на одной из улиц Румынии, а в каком-то лесу с заломленными назад руками, я поняла, что штука с неправильным порталом для злодеев вечна. Что Гарри, что я… Впрочем, повисать в чужих руках, как беспомощная овечка, я не планировала. За почти год постоянных тренировок собственной магии, я поняла, что что-то разрушительное, пусть и мелкое, у меня получается куда как лучше бытового, и никак это не изменить.
Нет, пародию на Репаро я тоже могла сообразить, но с куда большей концентрацией и большим числом неудачных или не так сработавших попыток. Зато разрушать получалось стабильно раза со второго-третьего, и процентов семьдесят — именно то, что нужно. А вот огонь… О, огонь получался всегда именно так, как надо. Притом открылась такая поразительная вещь — его можно было не только выдыхать, но и создавать в радиусе метра от себя.
Чем я и занялась, щедро плеснув сжимающему мои руки за спиной огня на спину. Человек взвыл почти по-волчьи, и я глупо подумала, что это, должно быть, был оборотень. Отпрыгнула от него, замахнулась огнём ещё раз, чтобы точно больше не приставал, но пришлось направить пламя в другую сторону — в меня уже целились палочкой. Секунда — и палочка вместе с чужим лицом сгорели, дикий крик быстро погас; пальцы у меня почему-то даже не дрогнули. Вообще не было ничего.
— Империо!
— Получи пламени, мразь! — выплюнула я, нападая на ещё одного мага, высунувшегося из-за дерева. Увернулся, полузакрывшись каким-то щитом. А вот дереву повезло меньше, загорелось.
— Империо! — промах. А вот я, кажется, опять попала. Или нет. Ох, только левую руку? Вот ещё, мне не жалко!
— Империо!
Я опять напала, хотя шепоток в сознании становился всё громче. Но, видимо, видя, что мне на их ухищрения плевать, маги сменили тактику. Теперь в меня летели лучи Оглушающего. На десятой штуке я упала, и, кажется, одиннадцатую мне всадили в спину чисто из-за злости. Значит, не убить хотят, потому что, судя по матам оставшихся троих из семи, такого они не ожидали.
Последней мыслью уходящего сознания было, что, в таком случае, их ждёт немало сюрпризов.
========== Глава двенадцатая, в которой героиня находится в неволе ==========
Ощущения были премерзостными: голова болела, в горле было сухо, конечности словно залили свинцом; стоило чуть приоткрыть глаза, как ко всем этим ощущениям прибавился ещё и немного плывущий мир. Я не
Судя по тому, что я слышала разговор, явно предназначавшийся не для моих ушей, заклинания должны были действовать дольше. Что же, дракон — это не только толстая кожа, но и куча сопротивляющейся всякому воздействию магии. Тоже броня, в своём роде. Я всё никак не могла понять: то ли своя магия, свой огонь, попросту не ранит на начальных стадиях создания, то ли всё дело как раз-таки в этой сильной защите, которая не пропускает даже свою магию. Спрашивала, конечно, у колдомедиков, но те только разводили руками: палочки были зачарованы так, чтобы не вредить собственному владельцу и быть с ним в родстве, это закладывалось в саму суть артефакта, а магические выбросы детей и были их защитой, магия в таком нежном возрасте могла навредить всем, но не ребёнку.
В общем, за неимением данных и нежеланием проверять эту теорию на себе, — ожоги от драконьего пламени не лечатся, значит, не лечатся и все остальные травмы, оставленные моей магией, — я так ничего и не узнала. Вопрос, на самом деле, не принципиальный, а довольно важный. Если магия не ранит своего владельца в момент создания, то вполне возможно научиться делать огненный шторм или что-то навроде и смываться с помощью трансгрессии или её аналога с места, и тому подобное. Если же всё дело в броне, то она может и не выдержать, и тогда будет печально.
Но — увы! — мои мысли так и остались мыслями, ничем не подкреплёнными.
У меня не было никаких мучительных попыток вспомнить, где я, кто я и что делаю в насквозь подозрительном лесу. Память не зияла прорехами, так что я всё отлично осознавала: и то, что из-за портала попала в этот самый лес, и то, что проиграла семерым магам, прыгая как белка и стреляя в них пламенем из всех поз. Не ошибусь также, если скажу, что такая моя прыть была для них неприятным сюрпризом.
В Англии я была на диво послушна и пассивна; на самом деле такой и осталась. Но в Англии у меня не было такой мотивации, как хорошая жизнь, работа, знакомые. В момент нападения мотивация была, а дипломатичного выхода из ситуации — нет. Плюс, маги не знали о моей милой способности куда как лучше контролировать собственную магию, иначе глупо было бы ограничиваться схваченными за спиной руками. Тут или сразу вырубать, или сразу убивать.
Убивать. Я прислушалась к себе, вспомнила обгорелые трупы и отвратительный, бьющий по носу запах, который выводил меня из себя только сильнее. И почувствовала разве что недовольство и злость. Ага. Значит, никаких воспеваемых автором книг мук совести, когда главный герой, победив всех и рухнув на колени в лужи крови, плачет навзрыд? Тем лучше для меня.
Теперь я лежала на холодной, неровной, твёрдой и травянистой земле в очень неудобной позе и пыталась сфокусировать чуть затуманенный взгляд, одновременно не открывая глаза широко. Звуки тоже слышались неясно, глухо, так что о теме разговора можно было лишь догадываться; ставлю разве что все свои ингредиенты, что говорили про меня, слишком повышены были тона и слишком раздражены голоса. А мысли, кстати, тоже переливались, словно патока: медленно и странно. Я привыкла думать быстро, привыкла почти мгновенно вспоминать какую-либо информацию, а тут такое.