Дракула бессмертен
Шрифт:
Заставив его вздрогнуть, засвистел ветер. Собрав всю свою решимость в кулак, Сьюард сделал твердый шаг к дому — и его босая ступня погрузилась в жижу. Одна из туфель так и осталась в грязи. Доктор вполголоса выругался и снова ее надел, при этом едва не потеряв равновесие. Неуверенной походкой он двинулся по раскисшей тропинке и вскоре наткнулся на пальму. Не вызывало сомнений, что шума он производит немало; впрочем, все эти звуки вполне мог заглушить дождь. Наконец Сьюард добрался до дерева, стоящего непосредственно перед виллой. Хотя в школьные годы у него отлично получалось лазать по деревьям, сейчас,
С дерева Сьюард кое-как перебрался на крышу. Глиняная черепица галереи была скользкой от дождя. Вцепившись для устойчивости в декоративные железные перильца, он в ужасе огляделся, подозревая, что графиня прячется где-то здесь — и смеется над ним, пока он валяет дурака. Приметив навес над одним из окон второго этажа, доктор поспешил укрыться в его тени и уже там перевел дух. Сколько он ни вслушивался, не слышал ничего, кроме стука дождя, барабанившего в такт сердцу.
Всмотревшись в окно, доктор сообразил, что в прошлом помещение за стеклом представляло собой большой бальный зал. Теперь же, обезлюдевшее и наполненное тенями, оно только действовало ему на нервы. Так мог бы выглядеть музей, если заглянуть в него ночью. Или нечто похуже… гробница.
Прервав поток размышлений, в бальном зале возникли две светящиеся белых фигуры. Они легко скользили по полу и, кажется, несли какой-то ящик или сундук. Опасаясь долго оставаться на одном месте, Сьюард перевалился на соседний навес-балкончик и осторожно приник к окну.
Скудное освещение сводилось к десятку свечей, беспорядочно расставленных по залу, и тлеющим углям в камине, однако доктору хватило и этого, чтобы понять: перед ним не призраки, а красивые молодые женщины в воздушных, пышных одеяниях. Где же Батори? Сьюард никак не мог отделаться от тягучего чувства страха.
Его сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда вдруг распахнулись высокие створчатые двери, и в бальный зал стремительно вошла графиня.
Батори распустила на шее узел плаща и небрежно перекинула его через плечо, позволив своей фигуре предстать во всей красе. Она была одета в вечерний костюм, дополняли который белоснежная накрахмаленная рубашка с воротником-стойкой и черный галстук. Портной сумел добиться того, чтобы строгие линии костюма подчеркивали роскошные женственные формы графини и одновременно вызывали представление о мужской силе.
Она направилась к двум другим женщинам.
— Мои милые… — За томными интонациями ее голоса Сьюард почувствовал что-то зловещее. Он поежился, когда Батори страстно поцеловала каждую из «женщин в белом» в губы. — Что за игрушку вы мне принесли?
Светловолосая дама голыми руками взломала замок на моряцком сундуке; для женщины столь изящной наружности жест выглядел ошеломляюще небрежным. Затем она рывком откинула крышку — точно официант, с гордостью демонстрирующий посетителю главное блюдо в меню. В сундуке лежала молодая девушка — с кляпом во рту, связанная и явно напуганная до смерти.
Батори вытащила из голенища сапога изогнутое металлическое лезвие. Сьюард мгновенно узнал его: это был ланцет, которым медики делают серьезные операции.
При виде
Батори мягко, даже и не намереваясь поранить девушку, при помощи лезвия вынудила ее вылезти из сундука. Доктор немного ослабил хватку. Девушка прикоснулась к лицу и запястьям в тех местах, где к ним прикоснулся ланцет. По всей видимости, там не осталось ни царапины.
Графиня принялась ходить вокруг девушки, оценивая ее наряд. На той было серо-зеленое шерстяное платье французского покроя, целомудренно закрывающее тело от шеи до щиколоток. Сьюард пришел в ярость от мысли, чем все это представлялось Батори — красивой упаковкой, которая так и ждет, чтобы ее развернули.
Жертва стояла совершенно неподвижно. Пошел в дело ланцет. Платье и нижнее белье стали распадаться, как разрезная головоломка, но кожа оставалась нетронутой. Несмотря на лихорадочные усилия девушки удержать ткань, та спадала с нее обрывок за обрывком, пока не открылось все тело.
Батори смотрела не моргая, упиваясь зрелищем. Девушка забилась в тень, ее колотила дрожь. «Женщины в белом» расхохотались.
Сьюард скользнул к соседнему окну, откуда открывался лучший обзор. Глаза Батори сузились в щелочки. В мерцании свечей блеснуло золотое распятие на шее девушки. Ланцет метнулся вперед и назад с такой скоростью, что Сьюард засомневался, не почудилось ли ему. Но тут звякнул, ударившись о мраморный пол, крестик, и разорванная цепочка собралась возле него аккуратной кучкой. Девушка вскрикнула от неожиданности: в нижней части горла выступила, словно рубин, небольшая капелька крови.
«Женщины в белом» накинулись на жертву, будто бешеные собаки.
— Дева Мария, защити ее, — прошептал Сьюард, но его молитва больше походила на жалобное хныканье. Он с ужасом наблюдал, как «женщины в белом» связали обнаженной девушке лодыжки и при помощи системы блоков подвесили ее вверх ногами под потолком. Темноволосая демоница подала Батори черную кожаную плетку-девятихвостку; на конце каждого ремешка крепились изогнутые металлические крючки. Алые губы графини сложились в кривую ухмылку, в которой не было ничего веселого, ее непостижимые глаза все так же неотрывно смотрели на единственную каплю крови, которая теперь скользила по шее жертвы. Молниеносный взмах — и плетка Батори обожгла беззащитную плоть, а сама графиня алчно воззрилась на кровь, которая потекла сильнее.
Сьюард отвернулся, однако не слышать криков он не мог. Он вцепился в крест, висевший у него на шее — без толку, тот не приносил никакого утешения. Первым его порывом было ворваться внутрь и спасти бедняжку, впрочем, более опрометчивого решения сложно себе и представить. Одинокому старику не под силу тягаться с этим тремя. Они разорвут его на части.
«Что бы вы ни увидели, что бы ни почувствовали, ничто не должно помешать вам исполнить свой долг», — говорилось в последнем послании Благодетеля. Наконец Сьюард набрался духу, чтобы снова заглянуть за стекло и столкнуться с извращенным безумием.