Драмы и комедии

Гецадзе Акакий Исмаилович

М и х а и л (в микрофон). Немецкие солдаты и офицеры! Вам не выйти из окружения. Румыния перешла на нашу сторону, освобождена Польша, война идет на немецкой земле. Город окружен, сопротивление бессмысленно.

К у з ь м а (смотрит в бинокль). Немецкий солдат тащит к нам раненого красноармейца. Сбегай посмотри, сынок!

В и к т о р уходит и возвращается с н е м е ц к и м с о л д а т о м.

К у р т (с акцентом).

Я рабочий. Я люблю землю и ненавижу войну! Нас одурачили, запугали, сказали: они пленных расстреливают. Я принес вашего раненого солдата, чтобы мне поверили. Я принес вам листовку, ее раздали всем нашим в окружении. Читайте: «Кто сдается врагу, его родители, жена, дети и все родственники будут расстреляны». А у меня жена и дети погибли во время бомбежки… Мне ничего не страшно…

М и х а и л (подает ему микрофон). Говори сюда. Чтобы они тоже слышали. Боишься?

К у р т. Я уже ничего не боюсь. (В микрофон.) Я обращаюсь к соотечественникам, попавшим в окружение. С вами говорит Курт Зеелер. Спасайте ваши души! Бросайте оружие, сдавайтесь в плен! Сейчас это самое лучшее для нашей страны. Ради кого вы жертвуете собой? Ради Гитлера, который, как сатана, принес Германии одни только беды и разрушения? Фюрер сам сумасшедший и нас свел с ума. Пока не поздно, опомнитесь.

Выстрелы. Ранен Курт, ранен Михаил.

К у р т а уводят. Стрельба продолжается.

М и х а и л. Машенька, заведи музыку, а то они нас всех перебьют. (Стонет.)

Мария ставит «Лили Марлен».

М а р и я. Ты ранен, майор?

М и х а и л. Да, ногу поцарапали.

М а р и я (снимает с него сапог, бинтует). Пойдем тихо до госпиталя.

М и х а и л. Да я останусь, как же я от тебя уйду. Кто же лучше тебя меня вылечит? (Снимает очки.) Правда, ты ненавидишь очкариков. Помнишь, четыре года назад говорила?

М а р и я. Не надо! Не снимай очки! Ты мне и в очках нравишься! Надень. Вот так. (Надевает ему очки.) Четыре года назад было все совсем по-другому. Теперь я осталась одна на белом свете. Совсем одна. После войны будет особенно тяжело.

М и х а и л. Да ты не останешься одна, такая красивая, что ты!

М а р и я. Я красивая?

М и х а и л. Машенька, ты у меня самая красивая.

М а р и я. В день победы, только в день победы я напомню тебе этот разговор… Тогда ты мне все скажешь, хорошо?

М и х а и л. Я все тебе скажу, клянусь!

М а р и я. Зачем мне твои клятвы. Я до войны боялась даже пройти через кладбище, а сейчас, видишь, уже неделю живу на кладбище.

Входят К у з ь м а и В и к т о р.

М и х а и л. Что, Кузьма Александрович?

К у з ь м а. На руках у нас скончался, вот бедолага! Видно, пуля у сердца прошла. Вот злоба человеческая…

Г о л о с К р о ш к и. Ну что ты ко мне привязался, слушай? Не могу я тут окоп рыть, не могу!

Ты что, в ослином ухе спишь, что ли? Нельзя тут второй окоп вырыть. Вот я лягу между плитами, тут и будет мой окоп.

М а р и я. Это Крошка, что ли?

М и х а и л. Эй, Крошка, Крошка! Давай сюда, где ты?

К р о ш к а (вбегает). Миша-джан! Вы тоже тут? Сколько же я вас искал и где встретил! Кацо, земля просто очень большая: идешь, идешь, она все не кончается. Людям тесно, что ли? Все ругаются и стреляют друг в друга…

М и х а и л. С кем это ты поругался?

К р о ш к а. Когда меня выпустили из госпиталя, то послали в пехоту. Тут, слушай, один сержант привязался ко мне: ты, говорит, отдай мне свой окоп, а для себя копай новый, понял? Вот, видал такого? Где я тебе окоп вырою, тут одни могилы. Он разве соображает. Не обращай, говорит, внимания, что могилы, копай, и все. Это что, дедушкин огород, копай ему! Покойникам в могиле лежать не дают. Да он разве соображает? Когда я говорю — бык, он скажет — корова, иди дои. Такого дурака ничему не научишь. Если у тебя голова будет гореть, он скажет, подойди, я прикурю. Я рыл, рыл ему окоп, вырыл, как дворец, он говорит: еще копни. Я копнул, там человек лежит, одни, правда, кости. Я говорю: нельзя здесь копать. А он про мою маму сказал. А я ему на четырех языках. Прямо сумасшедший дом. Миша-джан, возьми меня обратно. Что я у этого безголового потерял. А начнут тебя спрашивать, скажи: это наш солдат, мы его долго искали и наконец нашли.

М и х а и л. Я думаю, это нетрудно будет сделать. Тем более что мы тебя искали.

К р о ш к а. Вот, мне снилось, что я возвращаюсь домой. И вот сон мой сбылся.

Входит Е л к и н. Он уже в чине полковника.

Е л к и н. Товарищ Халимоненко, по приказу штаба я назначен парламентером. Я должен передать ультиматум находящемуся в окружении противнику. Ты идешь со мной.

Михаил берет у него из рук белый флаг.

Ты что, ранен?

М и х а и л. Да, они стреляют, злятся, если мы музыку не передаем.

Е л к и н. Хромой парламентер не годится.

М и х а и л. Ходить я могу.

К р о ш к а. Я пойду, товарищ полковник! Я его свободно заменю.

М и х а и л. Крошка!

К р о ш к а. Что ты, Миша-джан, знаешь, какой я бессмертный? Разрешите с вами идти, товарищ полковник?!

Е л к и н. Ты… ты с нами был в окружении, что ли? Тебя же ранили!

К р о ш к а. Так точно. Но я вернулся к своим из госпиталя. Между прочим, помните нашего ребеночка? Растет, такой парнишка мировой.

Е л к и н. Держи белый флаг. Только ругаться парламентеру нельзя, понял?

Входит К р а в ц о в.

Е л к и н. Товарищ Кравцов, пойдемте.

К р а в ц о в, К р о ш к а и Е л к и н прощаются, уходят.

К у з ь м а. Осторожней вам надо. Без оружия идете.

В и к т о р. Отец, не волнуйся, согласно Гаагской конференции, парламентерам обеспечивается полная безопасность.