Драмы. Стихотворения

Ибсен Генрик

Элла Рентхейм (мягко, умоляюще). Можешь ли ты говорить так уверенно, Боркман?

Боркман (кивая). Оправдал себя в том деле. Но затем я пришел к страшному, уничтожающему самообвинению.

Фру Боркман. К какому же это?

Боркман. Я потерял даром восемь дорогих лет, расхаживая там, наверху! Я должен был тотчас же, как вышел на свободу, снова отдаться действительности… несокрушимой, чуждой всяких мечтаний действительности! Я должен был опять начать снизу и вновь подняться

на высоту… еще выше прежнего… вопреки всему, что было!

Фру Боркман. О, поверь мне, это значило бы пережить сызнова ту же самую жизнь — и только.

Боркман (качает головой и внушительно говорит). Нового ничего не бывает. Но и то, что было, также не повторяется. Взгляд изменяет поступок. Переродившийся взгляд изменяет старый поступок… (Обрывая.) Ну, да тебе не понять.

Фру Боркман (отрывисто). Действительно, не понять.

Боркман. Именно в этом мое проклятие — никто никогда не понимал меня, ни одна душа человеческая.

Элла Рентхейм (глядит на него). Никто, Боркман?

Боркман. Исключая одной… быть может. Давным-давно. В те дни еще, когда мне казалось, что я не нуждаюсь в понимании. А после — никогда, никто! И у меня не было никого, кто бы бодрствовал подле меня, был бы готов позвать, когда нужно, разбудить меня, как ударом утреннего колокола, вдохновить меня, чтобы я вновь дерзнул. Внушить мне, что я не совершил ничего непоправимого!

Фру Боркман (с презрительным смехом). Так ты все-таки нуждаешься в таком внушении со стороны?

Боркман (вскипая гневом). Да, если весь свет шипит хором, что ты погибший человек, то поневоле иногда поддашься и готов бываешь сам поверить этому. (Гордо закидывая голову.) Но затем во мне опять поднимается и побеждает мое внутреннее убеждение. И оно оправдывает меня.

Фру Боркман (сурово смотрит на него). Почему ты никогда не попытался поискать у меня того понимания, о котором говоришь?

Боркман. Что толку, если бы я и пытался?

Фру Боркман (делая отстраняющий жест рукой). Ты никогда не любил никого, кроме себя самого, вот в чем вся суть.

Боркман (гордо). Я любил власть…

Фру Боркман. Власть — да!

Боркман. Власть — создавать, широко распространять человеческое счастье вокруг себя!

Фру Боркман. В твоей власти было когда-то сделать счастливою меня. Воспользовался ли ты этой властью?

Боркман (не глядя на нее). Дело редко обходится без жертв… при крушении…

Фру Боркман. А сына? Пользовался ли ты своей властью, жил ли когда-нибудь ради его счастья?

Боркман. Я не знаю его.

Фру Боркман. Правда. Ты даже не знаешь своего сына.

Боркман (жестко).

Об этом позаботилась ты, его мать.

Фру Боркман (высокомерно смотрит на него). О, ты не знаешь, о чем я позаботилась!

Боркман. Ты?

Фру Боркман. Именно. Я одна.

Боркман. Так скажи.

Фру Боркман. Я позаботилась о твоей посмертной славе.

Боркман (с отрывистым, сухим смехом). О моей посмертной славе? Вот как! Это звучит почти так, словно я уже умер.

Фру Боркман. (многозначительно). Так оно и есть.

Боркман (медленно). Да, ты, пожалуй, права. (Вдруг вспыхивая.) Но нет, нет! Нет еще! Я был близок к этому, очень близок. Но теперь я проснулся. Вновь ожил. Передо мной еще жизнь. Я вижу ее, эту новую, светлую жизнь. Она еще в брожении и ждет меня. Погоди, и ты ее увидишь.

Фру Боркман (поднимая руку). И не мечтай больше о жизни! Оставайся смирно там, где лежишь!

Элла Рентхейм (с негодованием). Гунхильд! Гунхильд! Как ты можешь!

Фру Боркман (не слушая ее). А я воздвигну памятник над могилой!

Боркман. Позорный столб, что ли?

Фру Боркман (со все возрастающим жаром). Нет, это не будет памятник из камня или металла. И никто не вырежет на воздвигнутом мною памятнике оскорбительной надписи. Твою могильную жизнь обступят густою живою изгородью молодые отпрыски — кусты и деревья. Они закроют все, что было темного в твоей жизни. Скроют от глаз людских Йуна Габриэля Боркмана во мраке забвения!

Боркман (хрипло и резко). И ты берешься совершить это дело любви?

Фру Боркман. Не собственными силами. Об этом я не смею думать. Но я воспитала себе помощника, который положит на это дело свою жизнь. Его жизнь будет так чиста, высока и светла, что всякий след твоей темной жизни будет стерт с лица земли!

Боркман (мрачно и грозно). Говори прямо — ты подразумеваешь Эрхарта?

Фру Боркман (глядя на него в упор). Да, Эрхарта. Своего сына, от которого ты готов отречься… во искупление своих собственных деяний.

Боркман (бросив взгляд на Эллу). Во искупление самой тяжкой моей вины.

Фру Боркман (махнув рукой). Вины перед лицом посторонним, не больше. Нет, ты вспомни свою вину передо мною! (Торжествующе глядя на обоих.) Но он не послушается вас! Когда я крикну ему в час нужды, он придет! Он захочет быть со мной! Со мной, и ни с кем другим! (Прислушивается и вскрикивает.) Я слышу!.. Это он! Это он, Эрхарт!