Драмы
Шрифт:
Дергачева. Я за остроту, но надо точно.
Полудин. Факты настолько говорят за себя, Анна Семеновна, что было бы смешно их хоть как-нибудь приукрашивать. Признал Хлебников на бюро или не признал, что он из главка материалы на квартиру таскал?
Дергачева. Признал-то признал, но...
Полудин. Но?
Дергачева (раздраженно). Ты же слышал. Консультация Челябинска. Он к сроку не поспевал.
Полудин.
Дергачева. Был.
Полудин. Уже преступление, предусмотренное Уголовным кодексом. Даже если бы ничего не было больше — достаточно.
Дергачева. Но ведь он отрицает, что брал секретные материалы?
Полудин. Молодец! Зачем себя топить?
Дергачева. Если бы пропала хоть одна бумага...
Полудин. Нам важно установить, пользовался ли при помощи Хлебникова этими материалами Дымников? А как же иначе?
Дергачева. Нет, нет, я что-то в толк не возьму. Дымников и сам работал в главке.
Полудин. И что же?
Дергачева. Разве он сам в главке не мог получать доступ к этим материалам? По положению?
Полудин. Зачем же самому, когда безобиднее руками Хлебникова? А? Зачем на себя подозрение навлекать?
Пауза.
Дергачева (встала, замахала руками). Нет, нет, нет! Так нельзя. «У них»! Хлебникова — на одну доску! Какие основания? Я так не могу...
Пауза.
Полудин (тихо). Хорошая ты баба, Аннушка, и во всех хочешь только хорошее приметить. А Полудину тоже, полагаешь, так уж радостно в грязи человеческой копаться, да-да, во всякой гадости, от которой смрад идет? Полудину, Аннушка, тоже иной раз охота наперед всего в людях светлое разглядеть. Сам бы мечтал, чтоб все кончилось на Дымникове. (Помолчав). А если Хлебников не Хлебников?
Дергачева в изумлении поглядела на Полудина, села.
Дымников жил в нашем министерском доме как раз над Хлебниковым. И плакался всем, что не ставят ему телефона — всякий раз он вниз бегает звонить, к Хлебникову.
Дергачева. Верно, верно, и мне жаловался.
Полудин. Видишь, и тебе. Хотя ни от меня, ни от тебя установка телефона не зависит. Он знал это. А зачем ему было бегать к Хлебникову, этажом ниже, а? Можно ведь и из другой квартиры позвонить, рядом? Нет, только к Хлебникову. Удобней забежать к Хлебникову. Невзначай... вне работы. Зачем?
Дергачева. Зачем?
Полудин. Ладно. (Помолчав). Скажу. (Помолчав).
Дергачева ( с изумлением). Рабочий стол? На квартире? Полудин. Челябинск. Понимаешь?
Дергачева. Челябинск?
Полудин. Дальше, Анна Семеновна, делай вывод сама.
Пауза.
Дергачева. Даже страшно.
Полудин. Если б ничего другого и не было, одно это... настораживает.
Дергачева кивает головой.
Так как — запишем?
Дергачева кивает головой, встряхивает ручку, пишет.
По-моему, второй пункт не вызывает сомнений. Что, ежели таким образом: «За фальшь и неискренность перед партией, отрицание факта дружбы с ныне арестованным Дымниковым...»
Дергачева (кивая, пишет). Теперь понятно, почему он так злился на бюро, когда ты его про эту дружбу спрашивал... Полудин. Молодец! Зачем себя топить!
Дергачева (пишет). Так и не признал.
Полудин. Наша вина, да-да. На таких не нажмешь — не выжмешь. Записала?
Дергачева. Да. Как это все неприятно, Сергей Романович... П олудин. Что и говорить... Поверь, я был бы счастлив, если бы Хлебников оказался лишь слепым орудием. Но факты, факты... (Вздохнул). А третьим пунктом что поставим?
Дергачева. Третьим? Может быть, историю с фашистскими орденами? Сигнал из школы.
Полудин. Да-да.
Дергачева. Как водится, вовремя не прислушались. Полудин. Да-да. А может быть, не стоит?
Дергачева. Не стоит?
Полудин. И так поверх головы. Давнишняя история.
Дергачева (обрадованно). История верно давнишняя. И, по правде сказать, не он один. Стоит ли ворошить?
Полудин (помолчав, взглянул на Дергачеву, тихо). А ведь это, Анна Семеновна, как взглянуть. Сейчас все представляется в новом свете... Нет уж, давай-ка не будем губы распускать, запишем как есть. «За контрабандный провоз через границу средств фашистской агитации...»
Телефон.
Дергачева (взяла трубку). Слушаю. Дергачева. Юрий Ипполитович? Как раз готовим проект решения. Заходите, подскажете. (Повесила трубку).