Дранг нах остен по-русски. Тетралогия
Шрифт:
– - Но, производство двигателей и ходовой части, вместе со всей электрикой, останется в Югоруси, - укоризненно взглянул на друзей Корнеев.
– Не спешите, всё будет. Бог даст, ещё лет двадцать-тридцать протянем в здешнем климате. Наладим производство, запустим баллистические ракеты, телевидение оборудуем, тогда и помирать с чистой совестью можно. Прошлой истории уже не будет, никто Россию и русских не уничтожит, да и революция в наших странах будет маловероятна. Кстати, вчера мы первый станок с числовым программным управлением запустили, пока только токарный. Если испытания пройдут хорошо, года через два три четверти черновой обработки можно станкам с ЧПУ доверить. А чистовую обработку профессионалам высокого класса оставить, высокооплачиваемым.
– - Отлично, - подскочил на
– Станки с ЧПУ лет через двадцать займут нишу самого неквалифицированного пролетариата, оставив людям лишь высокопрофессиональную деятельность, либо работу на сборочном конвейере. Нам удастся избежать взрывного роста низкооплачиваемых рабочих в промышленности, не возникнут условия для возникновения организованного пролетариата. Глядишь, и марксизм не появится, и социальная напряжённость в городах не возникнет. Только нужно станки с ЧПУ вовремя в Россию поставлять, там земли хватит, чтобы всех желающих расселить, а в городах только работники сферы обслуживания будут жить, никакого бесправного пролетариата не будет. Тогда революция Руси не грозит, как и экономические кризисы. Перепроизводства продуктов питания ещё долго в мире не произойдёт, найдём, кому хлеб и мясо продавать.
Глава десятая.
Одинокий беркут медленно кружился над ущельем, нарезая круги, один за другим. Справа и слева от него, в паре вёрст, также кружились над "своими" ущельями другие беркуты, давно поделившие территорию между собой. Птицы иногда зависали на месте в быстрых потоках ветра, затем резко планировали вниз, в поисках возможной добычи, но, опять возвращались на патрулирование. Судя по их поведению, никаких изменений внизу, в ущельях, ведущих к месту схрона, не было. Это не радовало, группа Кожина ждала прихода последнего каравана за оружием. И, поведение беркутов говорило о том, что в радиусе половины дневного перехода никаких чужаков нет, где тогда караван?
– - У нас горы другие, - который раз повторил Руслан, с брезгливой физиономией всматриваясь в заросли, покрывшие склоны гор густой зелёной пеленой. Сквозь хитросплетение кавказских лесов, в котором пихта, ель, орешник, обвитый плющом, дикий самшит, в изобилии покрывавший тонкими стволиками эти безлюдные места, создали труднопроходимое сплетение, пробраться было трудно. Но, также трудно обнаружить людей, идущих по кавказским горным лесам. Персам и туркменам из группы Кожина, привыкшим к более редким лесам Копетдага, приходилось нелегко. Больше всех нервничал Руслан, самый осторожный и подозрительный из парней.
– Наши горы лучше, там обычного путника заметно издалека, сразу видно, худой человек или добрый. Если идёт открыто, не скрываясь, - значит, будет гостем, накрывай дастархан. Если таится и прячется, вынимай кинжал и заряжай ружьё, разговор будет трудный.
– - Да, в наших горах работать легче, - согласился Сергей Кожин, давно считавший Копетдаг родным, и, не стеснявшийся этого. Он знал, что рано или поздно, он будет работать в Персии, когда созреет ситуация. В этом же были уверены его друзья-соратники, прошедшие путь от Персии и Туркестана до Новороссии и Южного Кавказа.
Здесь, на южных отрогах Кавказского хребта, группа капитана Кожина, как и шесть лет назад, занималась привычным делом. Полгода группа, заброшенная в Турцию под видом сопровождения богатого хаджи, которым был Сергей, надевший привычную зелёную чалму правоверного, сотворившего хадж, только на суннитский манер, странствовала в армянской части Турции. Однако, работать в Турции оказалось гораздо трудней, нежели в Персии. И не только из-за того, что шиитская Персия резко отличалась от суннитской Турции. Как и предупреждали Сергея отец и Валентин Седов, армяне оказались совсем не единодушны в своём стремлении скинуть владычество турок, завоевавших некогда сильную и знаменитую Армению, претендовавшую на звание империи.
Ещё в Петербурге, полгода назад, когда Кожин в качестве переводчика обслуживал армянскую делегацию, практиковался в языке, вернее, учил его, он обратил внимание, что представители армянских кругов, включая обоих епископов,
Из этого последовал нехитрый вывод, - коль скоро русы виноваты (!) в усилении турецкого гнёта несчастных армян, в том, что турки стали драть три шкуры с армянских христиан, русы должны, просто обязаны, помочь своим единоверцам. И, не абы как помочь, а высадить свои войска в Турции и быстро, своими силами, освободить Армению от магометан, вернуть великой стране её свободу и независимость. За это, после обретения свободы, армянский владыка обещает (только обещает) оплатить некоторые издержки, и вечно молиться в монастырях и церквах о здравии наместника русов. После такой речи, недоумение присутствующих русов было общим, несмотря на то, что хохотал один наместник.
– - Они издеваются, что ли?
– успел шепнуть Сергею молодой переводчик из министерства внешних дел. Судя по лицам, эта мысль пришла в голову не только ему одному. Ещё ни один посланник, просивший помощи у Петербурга, не унижал так русов, открыто называя их наёмниками. Более того, глупыми наёмниками, способными воевать за чужие интересы за морковку, висящую перед носом.
Хотя Сергей знал, в отличие от переводчика, какого труда стоило собрать в этом зале во дворце наместника Новороссии представительную делегацию армян. Почти три года понадобилось службе безопасности и министерству внешних дел Новороссии, чтобы создать среди разрозненной армянской диаспоры, разбросанной по всей Евразии, рыхлую пока группу единомышленников, действительно заинтересованных в освобождении родной страны. Потому, как три четверти богатых армян из Турции давно предпочитали синицу в руках, нежели журавля в небе. Они нашли себе нишу в турецком обществе, предпочитали неплохой надёжный заработок, нежели непонятные призывы к восстанию против турок, грозившие потерей дохода, а то и головы. Тем более, что до последних лет, турки довольно равнодушно относились к иноверцам, предпочитая получать стабильный доход от христиан, чем не иметь никакого дохода.
Потому и разрасталась Оттоманская империя три века, что угнетение захваченных крестьян, среди которых были не только армяне и грузины, но и греки, сербы, валахи, венгры и прочие румыны, не шло ни в какое сравнение с прошлыми их "национальными" правительствами. Доходило до того, что православные сербы и болгары бежали в турецкое подданство через границу целыми семьями и деревнями. Потому, что под правлением "чужих турок" жить было легче, нежели под властью "своих князей и бояр". Собственно, всегда так и происходит, в большой империи положение простого народа, как правило, легче, чем в небольших государствах. Даже при равных налогах, жители глубинки в империи гораздо меньше страдают от войн и пограничных набегов.
Да и сбор налогов в империи, как правило, унифицирован и происходит ближе к закону, нежели прямые поборы боярина, живущего в соседнем городке, которому некуда больше податься, как искать развлечений на своей земле, издеваясь над своими крестьянами. Всё это поколения крестьян хорошо познали на своей шкуре и жизнь под властью мусульман предпочитали прозябанию под "родной православной властью". В реальной истории, Турция еще лет двести, до конца восемнадцатого века, продолжала оставаться вполне приемлемой для проживания сотен тысяч своих православных подданных. Успевших к тому времени частично "отуречиться", приняв ислам, почему и усилилось давление на христиан. Поскольку власти получили вполне лояльное религиозное общество, которое могло компенсировать сбежавших или вырезанных налогоплательщиков-христиан.