Драйв Астарты
Шрифт:
– Я начинаю верить, что он научит эту мансарду от сарая нырять.
– Черепаху, – сказала Екико. – Главное, чтобы он научил её ещё и выныривать.
– Эти фокусы я разрешу только в беспилотном режиме, – сообщил Рон. – Пока я не удостоверюсь, что все трижды ОК, нырять с пилотом эта херня не будет.
На смотровой мостик ввалился Марвин в насквозь мокрой униформе.
– …Короче, так. Мне понадобится маленький ангар, кое-какая механизация и трое толковых ребят, которые имели дело с мото-техникой. Ровно через месяц я покажу работающий беспилотный прототип. И ещё мне нужно кое-какое дополнительное оборудование и электроника для обучения тех пилотов, которые без
– Бро, – произнесла Пума, – я от тебя балдею, да!
…
11. Французы, канаки и негры. Кое-что о колдовстве.
=======================================
Атолл Фангатауфа расположен менее, чем в двадцати милях к югу от Муруроа и представляет невысокий, частично погружающийся на приливе рифовый барьер, имеющий форму кривого квадрата со стороной 3 мили. Значимыми участками суши являются верхушка восточной стены барьера – плоский мол 150 метров шириной и пятисотметровый островок Тауфа в северо-западном углу. Этот островок похож на толстый серп Луны, начавшей убывать. Центр островка покрыт маленькой рощей панданусов, а большая часть представляет собой пляж из неправдоподобно-белого кораллового песка. С восточной части пляжа, обращенной к лагуне, открывается великолепный вид на Мэйн-Гейт – узкий судоходный канал, рассекающий северный барьер атолла. В сотне метров от пляжа, в лагуне, на глубине человеческого роста находится маленькое плато с изумительным ландшафтом из живых кораллов.
Никто не знает, то ли лагуна Тауфа всегда была так богата экзотической подводной жизнью, то ли это отдаленные последствие мутагенного действия двухсот ядерных взрывов, проведенных тут ВС Франции в 1966-68 годах по программе «Canopus». Нынешний проект «Caravella» практически не затронул островок. Алюминиевые платформы – фундаменты на ножках и размещенная на них инфраструктура: АЭС, аэродром, морской терминал и бытовые модули, были построены в лагуне вдоль восточного барьера 20 лет назад, когда здесь работала каторжная тюрьма, а позже – опорный пункт морского патруля. Островок Тауфа использовался для размещения контрактного персонала и в те послереволюционные времена, и теперь, в проекте «Caravella», когда возникла необходимость в достройке инфраструктуры.
Ранним вечером, как обычно после основной смены, примерно полсотни здешних контрактников из почти двух сотен собрались на восточном пляже островка, чтобы понырять, поймать и приготовить что-нибудь вкусное, перекусить, поболтать за чаем, поиграть в мяч, поплясать, короче, с толком побездельничать в хорошей компании. Большинство персонала составляли разнорабочие-конголезцы, бежавшие с родины в конце апреля под влиянием слухов о зверствах армии зулу, вторгшейся в северо-восточное Конго. Каким образом они добрались до Туамоту (практически, на противоположную точку Земного шара) без гроша в кармане, без представления о географии и без знания языка – не вполне понятно. Скорее всего, сыграла роль африканская воля к жизни во что бы то ни стало. Так или иначе, эти молодые люди угодили в меганезийский фильтрационный лагерь, были признаны «допустимыми хабитантами», и получили временную работу на Фангатауфа (где, вследствие сжатия графика «Каравеллы», возник дефицит рабочих рук)… Деревенские конголезцы из глубинки на современном постиндустриальном объекте – этим сможет управлять не каждый менеджер. Тут пригодился африканский опыт инженера Оскэ Этено и особые знания его vahine Флер Хок-Карпини. Оскэ, Флер и двое французов – Гастон Дюги и Доминика Лескамп – входили в немногочисленную высококвалифицированную
Гастон выразил определенные сомнения в достаточности 100-дневных курсов соц-тиморской школы рабочей молодежи для выполнения подобной работы на таком ответственном объекте и сейчас выслушивал возражения инженера Этено.
– Ты, Гастон, у себя дома привык к работникам, которых не столько учили, сколько обтесывали под еврокультурный стандарт. На это и тратились два – три года. А на обучение профессии, как таковой – те же сто дней, если не меньше.
– Ты, Оскэ, опять ругаешь Европу, – проворчал француз. – Это не ответ по существу.
– ОК. Отвечаю по существу. У тебя есть претензии к работе моих негров?
– Знаете, – вмешалась Доминика. – Я не хотела трогать эту тему, но больше не могу! Давайте называть рабочих как-нибудь иначе. Выражение «мои негры» это как-то…
– ОК. Пусть будет: «наши негры», – перебил он. – Есть ли претензии к их работе?
Доминика всплеснула руками.
– Оскэ! Ты понимаешь, что это выражение унижает и рабочих, и тебя, и всех нас.
– Это чем же оно унижает? – Удивился меганезиец.
– Так называли африканцев плантаторы-рабовладельцы, – пояснила она.
– Ну, ваще! – искренне удивился он. – Прикинь, Доми, у нас в стране последнего рабовладельца-плантатора поставили к стенке ещё до моего рождения!
– Это в базисной Меганезии, – заметила Флер. – А на Западных Территориях их расстреливали по мере расширения Конфедерации.
– Да, – согласился Оскэ. – Но я, по-любому, видел рабовладельцев только в кино.
– Все равно это унизительно, – сказала француженка.
Оскэ вздохнул, покрутил головой, и сложив ладони рупором, крикнул:
– Нгуту! Иди сюда, ОК?
– ОК, босс, – отозвался рослый молодой банту, одетый в своеобразную набедренную повязку из трех пластиковых карманов на ярком шнурке и, сделав несколько шагов оказался около них. – …Чего надо, босс? Или просто так?
– Типа, спросить, – ответил Оскэ. – Доми думает, что нельзя говорить: «мои негры», Спрашиваю: как ты думаешь, Нгуту?
– У! – произнес чернокожий парень, опускаясь на корточки. – Я думать так: миз Доми боится, что приходить злой колдун, как в Европа. Там если ты говорить «моё», то злой колдун говорить igbekela и все это отбирать. Он называться: адвокат. Но тут нет такой колдун. Можно говорить «моё», никто не отбирать.
– Адвокат? – Недоуменно переспросила Доминика.
Нгуту звонко хлопнул себя по бедрам от удивления, и выпучил глаза.
– Миз Доми жить Европа и не знать адвокат? У! Это такой человек, ходить в галстук, говорить с полисмен и отбирать все, что твое. Дом отбирать. Машина тоже отбирать. Совсем все, да! И ты стать нищий. Но тут нет адвокат. Я сказать правда, босс Оскэ?
– Верно, Нгуту, – Оскэ кивнул. – В Меганезии нет адвокатов. Мы их выгнали, когда сделали Алюминиевую революцию.
– Правильно, да! – Обрадовался Нгуту, и повернулся к Флер. – Можно просить один маленький дело? Очень надо помогать.
– Что случилось? – спросила меганезийка.
– Я немного побить моя женщина. Она обижаться.
Флер вздохнула и побарабанила пальцами по колену.
– Опять? О, Мауи и Пеле, держащие мир! Ты же взрослый, умный парень!
– Я приходить с работа, хотеть кушать, а нет, – объяснил он.
– Слушай сюда! – объявила Флер, – Если твоя женщина не приготовила тебе обед, то возможны три варианта. Или она тоже работала и не успела. Или она устала, легла отдохнуть и, опять-таки не успела. Или ты с ней не внимателен, и она не захотела. В любом варианте, ты сам виноват. Ты согласен?