Драйзер

Батурин Сергей Сергеевич

И Теодор Драйзер объясняет истинное положение дел в стране: «Америкой всегда правили и, очевидно, будут править деньги. Попробуй жалкий цент поспорить с пятью миллионами долларов!» Симпатии писателя на стороне миллионов «жалких центов» — простых людей Америки. И в защиту их прав он подымает свой могучий голос. Сборник «Бей, барабан!» — прямой вызов писателя Америке каупервудов, Америке Уолл-стрита.

Мысли, подобные высказанным на страницах сборника «Бей, барабан!», Драйзер неоднократно повторял и в других статьях, и во множестве частных писем. Показательна в этом отношении переписка с Эдуардом Смитсом, нью-йоркским журналистом, с которым он поддерживал дружеские отношения. Смитс в конце 1920 года готовил для журнала «Букмен» статью «Драйзер — двадцать лет спустя». В связи с этим он попросил писателя высказать свою точку зрения по целому ряду вопросов. Смитс, в частности, интересовался, не считает ли Драйзер, что в Америке намечается «тенденция к более свободомыслящей

литературе». Ответ Драйзера на этот вопрос составляет девять страниц машинописного текста. Приведем некоторые выдержки из него.

«…Те же самые люди, которые способны создать концерн по производству кинофильмов, крупный популярный журнал, банк, фирму по продаже недвижимого имущества или что-нибудь еще в этом роде, становятся тупыми, словно быки, когда дело касается не связанной предрассудками художественной литературы… Фактически почти всегда я спокойно могу утверждать, что все, кто пытался в Америке создавать свободомыслящую художественную литературу в лучшем смысле этого слова, потерпели поражение, и не в смысле художественных достоинств в целом, а в смысле общественного признания и поддержки… Нет, наше американское общество, безусловно, настроено весьма недружелюбно к литературе в ее лучшем или по-настоящему объяснительном смысле. Американец вне сферы бизнеса, вероятно, не смеет взглянуть в лицо жизни. В сфере своей профессии он жульничает, обманывает, мошенничает, соблазняет, заманивает в ловушку, уничтожает и грабит в любой доступной форме, потрясает и землю и небеса, чтобы только разорить своего конкурента и доказать свое превосходство. Но когда он предается чтению или начинает писать, — допустим, что ему по плечу или то, или другое, — он жаждет и надеется, что мир будет изображен в виде царства непревзойденного совершенства. В книгах все мужчины должны быть образцами честности, верности и правдивости, а все женщины, и в первую очередь его жена и дочери, — чистыми, словно снег, свежепринесенный ветром… Поэтому всякий писатель, серьезно описывающий американскую жизнь, является в той или иной степени негодяем, подонком, к которым, я надеюсь, имею честь принадлежать и я».

Драйзер был отнюдь не одинок в таком взгляде на состояние американской литературы. Другой видный американский литератор, критик Ван Вик Брукс, утверждал в эти же годы, что неудачи американской литературы являются лишь отражением общих недостатков «американского образа жизни». «Никто не станет отрицать, — писал Ван Вик Брукс, — что за последние полстолетия американский писатель в целом скатился вниз, терпя поражение за поражением».

Но Драйзер ни в коей степени не собирался сдавать свои позиции, отнюдь нет. Пятидесятилетний писатель втайне от всех работал над новым романом. Он с интересом узнал о том, что нью-йоркский суд не только снял запрет с романа Дж. Кейбелла «Юрген», но и отметил в своем решении «исключительные литературные достоинства» книги. Наконец-то Самнер получил отпор. И где? В американском суде, который до сих пор был его главной опорой. Одна за другой из печати выходили правдивые реалистические книги — сборник новелл Шервуда Андерсона «Уайнсбург, Огайо», роман Эптона Синклера «Джимми Хиггинс», роман Скотта Фицджеральда «По эту сторону рая», роман Флойда Делла «Идиот» и некоторые другие.

Максим Горький, прочитавший «Уайнсбург, Огайо» в 1924 году, увидел в ее авторе «неожиданное явление американской литературы, невозможное десять лет тому назад».

Влияние Великого Октября сказывалось на всех сторонах американской жизни. Образование Американской коммунистической партии в 1919 году ознаменовало новый этап в развитии революционного рабочего движения, которое проявлялось во все нарастающей волне стачек и забастовок. Глашатаем и проповедником социалистических идей являлся журнал «Мэссиз», однако в декабре 1918 года американские власти закрыли его. Через три месяца Джон Рид, Флойд Делл и другие создали новый журнал «Либерейтор», ставший на долгие годы выразителем идей рабочего класса. В марте 1919 года Хорэс Ливрайт, не поддавшись угрозам, выпускает в свет «Десять дней, которые потрясли мир», книгу, которая, по определению Владимира Ильича Ленина, «дает правдивое и необыкновенно живо написанное изложение событий, столь важных для понимания того, что такое пролетарская революция, что такое диктатура пролетариата»[В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 40, с. 48.]. Джон Рид стал первым американским писателем, поднявшимся до отражения действительности методом социалистического реализма. Его соратниками и последователями в борьбе за литературу социалистического реализма были такие известные писатели и публицисты, как Альберт Рис Вильямс, Майкл Голд, Линкольн Стеффенс.

Вместе с тем ширится плеяда писателей, стоящих на позициях критического реализма. В своем творчестве они все более глубоко показывают обострение социальных конфликтов в стране, обращают внимание на неприглядные стороны американской действительности. И книги их начинают привлекать внимание читающей публика. Если в 1919 году список бестселлеров возглавлял слабый в художественном отношении, тенденциозный роман Бласко Ибаньеса «Четыре всадника

Апокалипсиса», а в 1920 году — далекий от жизни роман 3. Грея «Человек из леса», то в 1921 году наибольшей популярностью пользовался роман Синклера Льюиса «Главная улица», нанесший заметный удар по самодовольству американского обывателя.

Литературовед Вернон Луис Паррингтон отмечал, что в этот период в стране «происходила духовная революция, неуклонно готовившая почву для новой общественной философии. Старую Америку отличал крайний консерватизм, наивный провинциализм и удовлетворенность собой, порожденные самодовольством, в основе которого лежал оптимизм делового человека… Новое движение носило глубоко демократический характер и представляло собой нечто вроде нового джэксонианства, возникшего в знак протеста против угрожавшей стране плутократии».

Начавшийся пересмотр литературных и культурных представлений происходил под влиянием разнообразных, зачастую прямо противоположных факторов. На развитии общественной мысли прежде всего сказывалось плодотворное влияние идей Великой Октябрьской социалистической революции. Усиление критического направления в американской литературе определялось общим подъемом антиимпериалистической борьбы в стране и было связано с восприятием идей марксизма общественной мыслью.

Борьба против пуританской сдержанности, самодовольной респектабельности, буржуазного оптимизма и сентиментализма в американской литературе, являвшаяся неотъемлемой частью борьбы за утверждение критического реализма, велась долгие годы. Огромная роль в этой борьбе принадлежала Драйзеру, которого Паррингтон считал самым бесстрастным и самым наблюдательным из американских писателей. Даже такой тенденциозный исследователь творчества Драйзера, как Сванберг, вынужден был отметить его вклад в нелегкую борьбу: «Если обыватели отступали, это в значительной степени определялось тем, что Драйзер поднял эту проблему словно флаг, обнажил ее перед писателями, критиками, издателями и всем обществом и вылечился от болезненных ран, полученных в этой борьбе. Молодое поднимающееся поколение — Андерсон, Делл, Льюис, Фицджеральд, Уолдо Франк и другие знают, что свобода, которой они пользуются, куплена и сполна оплачена Драйзером в литературных схватках, восходящих еще к 1900 году».

Тем временем Драйзер продолжал жить и работать в Калифорнии. Он с удовольствием возобновляет знакомство с поэтом Джорджем Стирлингом, который жил в Сан-Франциско, этом «прохладном сером городе любви», как он сам его называл. Американские литературоведы утверждают, что именно Стирлинг послужил Джеку Лондону прототипом Рэсса Бриссендена в романе «Мартин Иден». Того самого Брессендена, который, по мнению Мартина Идена, и был «воплощенный идеал мыслителя, человек, достойный поклонения».

Живший в бедности Стирлинг был известен своими сонетами в духе Китса и лирическими стихами, в которых он выступал против пуританской морали. Стирлинг ввел Драйзера в литературный мир Сан-Франциско, познакомил с местными журналистами, писателями, книготорговцами. Драйзер произвел на многих впечатление человека скромного, даже застенчивого. Один из крупных книготорговцев устроил прием в его честь, но Драйзер категорически отказался выступить перед собравшимися с речью. «Лев отказался, чтобы его признали знаменитостью, — писал о поведении Драйзера на этом приеме «Сан-Франциско бюллетень», — ибо правда заключается в том, что он — наиболее скромный лев, которого когда-либо извлекали из литературной клетки. Человек необычайной смелости в своих литературных произведениях является одновременно крайне застенчивым в разговоре».

Литературная работа Драйзера продвигалась довольно успешно, однако его нью-йоркский издатель был недоволен, ибо он рассчитывал на новый роман писателя. «Мы просто не можем позволить Синклеру Льюису, Флойду Деллу, Шервуду Андерсону и другим создавать «великий американский роман» только своими силами», — писал Ливрайт в одном из писем Драйзеру. И в действительности Драйзер весьма упорно работал над новым романом, которому-то и суждено было стать величайшим американским романом XX века. Ливрайт, как и многие другие близкие знакомые писателя, считал, что он работает над романом «Оплот». В качестве аванса за эту книгу Ливрайт в течение года ежемесячно высылал Драйзеру 333 доллара и 33 цента.

Однако уже в декабре 1920 года, отвечая на настойчивые требования Ливрайта сообщить точный срок окончания «Оплота», Драйзер писал ему: «Прежде всего о романе. Могу сообщить лишь следующее: некоторое время назад, поняв, что работа над «Оплотом» продвигается не так успешно, как хотелось бы, я начал другой (роман), продолжая работать над «Оплотом» в свободные минуты, но уделяя мое основное внимание этому новому роману. Дав различные обещания с твердым намерением выполнить их и все же не сумев этого сделать, я предпочитаю теперь не говорить ничего определенного до тех пор, пока передо мной не будет лежать законченная вещь. Очень возможно, что она будет закончена к апрелю, а может, и раньше, но я не стану клясться в этом. Само собой разумеется, что это будет хороший роман — по крайней мере, по мнению тех, чьи суждения я уважаю, — в противном случае он не будет передан для издания кому бы то ни было».