Драйзер

Батурин Сергей Сергеевич

В начале осени на полках книжных магазинов появилась новая книга Драйзера «Освобождение» и другие рассказы». Собранные в ней одиннадцать рассказов были написаны в разные годы. Многие из них автобиографичны.

В рассказах «Репортаж о репортаже», «Негр Джеф», «Западня» писатель мастерски показывает неприглядные стороны повседневной жизни американцев — жестокую конкуренцию и борьбу за существование, расовую ненависть, продажность власть имущих. Запоминается остросюжетный рассказ «Западня», герой которого Грегори «занят поисками и обоснованием фактов, вскрывающих преступность городского управления». Он стремится «любой ценой» свалить «мэра и его клику». «Грегори знал, что, если это произойдет, он не останется внакладе. В то же время он искренне верил

в необходимость того, что делал. Городом управляли преступники. Разыскать упрятанные в воду концы и выставить их для обозрения оскорбленных и возмущенных граждан — что может быть важнее и благороднее!»

Автор с большим знанием американских нравов описывает все перипетии развернувшейся борьбы, в которой никакие средства не были запретными — ни попытки убийства, ни шантаж, ни подкуп. Грегори в конце концов терпит поражение, мэр и его сторонники сумели-таки обмануть его. Подобный конец — зло торжествует, а добро терпит поражение — противоречил основным положениям «традиции жеманности» в американской литературе и являлся смелым вызовом всем тем, кто утверждал о превосходстве «американского образа жизни». Такой исход рассказанных событий отражал истинное положение дел во многих городах и селениях страны и точно соответствовал правде жизни, американские граждане и сами понимали, что преимущества находятся не на стороне тех, кто прав и честен, а принадлежат сильным мира сего.

Поражение Германии и окончание первой мировой войны заставляют писателя задуматься над многими проблемами американской действительности. «Потребовался мировой взрыв, — писал он, — чтобы разбить скорлупу невежественной самонадеянности, которая покрывала среднего американца с головы до пят». Узнав о готовящейся интервенции против Советской России, Драйзер посылает телеграмму протеста сенатору X. Джонсону. Подобная позиция писателя не только свидетельствует о том глубоком интересе, с которым он следил за всем происходящим в мире, но и подтверждает его стремление принять личное активное участие в текущих событиях, попытаться оказать воздействие на их исход. Такой подход к жизни и своей роли в ней требовал честного и определенного отношения ко многим общественным явлениям, накладывал на писателя новую ответственность.

В конце марта 1919 года издательство «Бони энд Ливрайт» выпустило в свет новый сборник произведений Драйзера «Двенадцать мужчин». «Этой весной, — писал Драйзер 3 февраля 1919 года Менкену, — после долгих раздумий я издаю «Двенадцать мужчин», книгу характеров — почти романов по своему существу. Это единственная для меня возможность использовать огромный материал, который иначе будет беспокоить меня, ибо я не могу потратить достаточно времени, чтобы весь этот материал превратить в романы. Для меня — это одна из наилучших моих вещей, семь из этих историй были созданы в течение последних десяти месяцев… Что же касается возможностей заработка, то, если бы я рассчитывал все это время только на мои романы, я бы уже умер с голоду».

По форме своей эти произведения тяготеют к рассказу и повести, однако сам автор назвал их просто «историями». В каждой из этих историй легко можно увидеть черты и журнального очерка, и автобиографической зарисовки, и беллетристики. Вместе с тем каждой истории присущи те качества, которые, по мнению Маттисена, олицетворяют «глубочайшие достоинства его прозы»: это «глубокое сочувствие бедам других; жизнь во всей своей беспощадной унизительности и бедности; неудовлетворенные мечты простых людей; их тяжкий труд; все, что они вынуждены выносить, — гнусный обман, проклятия, грубость — и все, чего они никогда не достигнут; их голод, жажду, неясные мечты об удовольствиях; их безумное бормотание и унылую покорность в конце».

Герои его историй — живые, реально существовавшие люди. Одних он встречал еще в детстве (семейный врач), с другими познакомился во время работы в газетах и журналах (Питер, В. Л. 3.), третьих наблюдал во время поездок по стране (рыбак из штата Коннектикут), четвертые помогли ему в тяжелые

дни болезни (мастер-ирландец Рурк, хозяин санатория Калхейн). Подобная документальность позволяет автору выписать мелкие детали, которые практически часто являются жизненными фактами, но эта фактографичность не мешает писателю, по словам Линкольна Стеффенса, создать общее впечатление какой-то «неопределенности» и «анонимности», иными словами, писатель, сохранив жизненную достоверность своих историй, достигает в них подлинной обобщенности, типичности образов.

В эти годы в Соединенных Штатах большим успехом пользовались романы другого писателя — выходца из штата Индиана Бута Таркингтона. Нарисованные им идиллические картины были весьма далеки от реальной действительности, полностью соответствовали «традициям жеманности». Критик и историк литературы Вернон Луис Паррингтон отмечал, что книгам Таркингтона присуща «несерьезная и в какой-то мере слащавая философия» и что их автор является всего лишь поставщиком «легкого чтения для буржуазной Америки».

Романы, рассказы и жизненные истории Драйзера не только резко отличались от произведений Таркингтона и других апологетов «традиции жеманности», но они были новым явлением во всей американской литературе, являясь, по существу, яркими образцами критического реализма в литературе США. «От увлечения наводящей тоску слащавостью, которая, как он знал, была основной приметой литературной продукции его родного штата, Драйзера уберегли постепенно накапливавшиеся факты собственной жизни, начиная с самого рождения, — такое объяснение различию между творческим методом Драйзера и Таркингтона дает выдающийся американский критик и исследователь литературы Френсис Отто Маттисен в книге «Теодор Драйзер». — Он не мог стать Таркингтоном, даже если бы попытался сделать это. Он никогда не мог бы научиться тому умению легко скользить по поверхности, которым Таркингтон владел еще со студенческой скамьи в Принстоне. Сын эмигранта, живший в крайне неблагоприятных условиях, Драйзер преодолел «традиции жеманности» отнюдь не осознанно, не намеренно, а потому, что он черпал из запаса жизненных наблюдений, которые находились вне сферы благоденствующих и легко шагающих по жизни людей, и этот опыт составил твердую основу для всего последующего течения его мысли…»

Жизненные истории, рассказанные писателем в «Двенадцати мужчинах», являются прекрасным подтверждением этих мыслей. Это не законченные, сбалансированные портреты отдельных личностей, а самобытные характеры людей с различным подходом к жизни, философские и в то же время проникнутые живым темпераментом автора. Писатель присутствует в каждой из этих историй, кратко сообщая обстоятельства своего знакомства с героем, но он всегда уходит на задний план, в тень, оставаясь как бы непредубежденным наблюдателем, бесстрастным рассказчиком. В беседе с Вильямом Ленджелом писатель так охарактеризовал цель, которую он преследовал, создавая эти истории: «Любая человеческая жизнь чрезвычайно интересна. Допустим, что какой-то человек имеет идеалы, борьба и попытка осуществить эти идеалы, путь, проделанный этим человеком, поражение, успех, причины его личного поражения, его личного успеха… — все это именно то, о чем я хотел написать…»

Пять из историй увидели свет на страницах журналов еще в самом начале века («Истинный патриарх», «Калхейн, человек основательный», «Мэр и его избиратели», «Человек слова», «В.Л.З.»), другие публиковались позднее («Могучий Рурк», «Деревенский доктор»), третьи впервые были напечатаны в сборнике («Мой брат Поль», «Питер» и другие).

Вот один из героев историй — человек активного действия Калхейн, хозяин фешенебельного санатория в округе Уестчестер штата Нью-Йорк. Прототипом для этого образа послужил некто Малдун, владелец того самого санатория, в котором лечился Драйзер весной 1903 года от нервной депрессии. Грубый, даже жестокий Калхейн лечит богатых пациентов, в основном алкоголиков, не только диетой и строжайшим режимом, но и своими резкими речами, обращением, в котором явно проскальзывает насмешка и жестокая ирония.