Дремеры. Изгнанники Зеннона
Шрифт:
Ощущая всеобщее пристальное внимание, стараясь не краснеть и не путаться в складках платья, я подошла ближе – туда, где у портрета отца стоял мой жених, его родители – оба в бордовых тонах Торговой Гильдии – и дядя. Краем глаза я заметила на столе уже приготовленные для подписи договоры и помолвочные кольца.
Едва мы обменялись поклонами и приветствиями, как мать Хейрона, Ния Бернел, урожденная Родд, вышла вперед и, схватив меня за плечи, прижала к своей пышной груди:
– Душечка, как мы рады!
В отличие от нее я была
– Это же шелк из нашей последней поставки, глаза меня не обманули! Советник Дан, посчитаю это вашим комплиментом, – дядя слегка поклонился, а мать Хейрона оглядела меня с головы до ног, задержав взгляд на жемчужных пуговицах – мне показалось, она их даже посчитала. И наконец улыбнулась, словно довольная покупкой матрона:
– Ты просто прелесть, дорогая.
Чувствуя неимоверное смущение, я выразила свою благодарность, втайне надеясь, что Огаст Бернел не последует примеру жены. Но по тому, что отец Хейрона остался стоять в стороне и глядел на меня с прохладцей, было ясно, что «душечки» от него можно было не ждать. Хоть какое-то облегчение.
Наконец ко мне подошел Хейрон. Голубые глаза, которые он унаследовал от матери, смотрели внимательно и с интересом, настолько живым, что сердце забилось еще быстрее, и захотелось отвернуться. Мой жених улыбнулся – открыто и приятно:
– Очень рад наконец встретиться.
Мне показалось, что он сейчас поцелует мне руку, но он ограничился простым полупоклоном. Меня коснулся запах его духов – легкий и притягательный.
Дядя сухо попросил нас к столу. Договор я прочитала заранее, поэтому сейчас просто поставила свою скромную подпись рядом с дядиной, выверенной и четкой, которую, как мой опекун, дядя уже поставил. Подпись Хейрона витиевато изгибалась и была значительно больше моей.
Дядя передал Огасту Бернелу их копию договора и придвинул к нам с Хейроном серебряный поднос с кольцами – из белого золота с черными жемчужинами. Жемчуг и так был редкостью, но откуда взялся редчайший черный, особенно теперь, после нашествия Теней, я не представляла. Дяде украшения никогда не были интересны. Возможно, у Бернелов оставались какие-то запасы с прошлых времен или же это было их семейное наследие.
Мои руки дрожали, когда я взяла кольцо для Хейрона. Он стоял так близко, что я чувствовала тепло, исходящее от него. Хейрон улыбнулся и протянул левую руку. Задержав дыхание и больше всего опасаясь, что выроню кольцо, я надела его на указательный палец и тут же убрала руку.
Хейрон в свою очередь не торопился. Он взял мою левую руку в свою и медленно надел кольцо на палец. Руки его были теплые, мягкие и одновременно решительные. Не успела я двинуться, как он прижал мою руку с кольцом к губам и тут же отпустил.
Ния Бернел разразилась поздравлениями, к ней присоединился ее муж и мой дядя.
– Теперь позвольте предложить зеннонское красное, старого урожая, после чего я буду готов показать вам наш дом, – голос дяди прозвучал еще суше обычного, словно он присутствовал не на помолвке, а на Всеобщем Совете городов Серры.
При упоминании вина Огаст Бернел заметно оживился и первым последовал за дядей к небольшому столику у дивана, где в специальной оплетке с геррионом дожидалась прохладная бутылка, теснились бокалы и тарелки с закусками.
Кольцо на пальце казалось чужеродным, непривычным, а место поцелуя до сих пор горело, и я держалась от жениха на некотором расстоянии, не особо представляя, как теперь себя вести.
К счастью, после нескольких тостов мы покинули кабинет и отправились вниз, где дядя представил Бернелов Нелле. По тому, как Ния Бернел оглядела Неллино любимое лавандовое платье, и взгляду, который подарила ей в ответ Нелла, мне показалось, что в лице друг друга они встретили достойных соперниц. Если бы не волнение, я бы почувствовала легкое злорадство.
Знакомство с домом решили начать снаружи: дядя с Огастом Бернелом шел впереди и сжато, безэмоционально рассказывал об истории дома, архитектурных особенностях и штате слуг. За ними следовала Ния Бернел и слегка раздраженная Нелла. Мы с Хейроном замыкали процессию.
По настоянию дяди после свадьбы мы с Хейроном должны были остаться жить здесь, в этом доме. В глубине души я была дяде за это чрезвычайно благодарна: одна мысль о том, чтобы жить в чужом доме с чужой семьей меня пугала.
Незаметно Хейрон замедлил шаг.
– Признайся, когда ты услышала мое имя, сразу же нарисовала себе беднягу Хейрона с поднятыми ушами и грустным-прегрустным взглядом.
Кровь прилила к моим щекам, и Хейрон слегка улыбнулся.
– Когда отец давал мне это имя, скорее всего он не представлял, что в Музее истории одноклассники будут просить меня встать рядом с портретом этого разнесчастного пса и выискивать сходство. Правда, я позволил им это сделать всего один-единственный раз. Как оказалось, некоторые из мальчишек походили на этого пса гораздо больше.
Хейрон усмехнулся, и в его глазах блеснуло что-то жесткое и голодное. Он продолжил, как ни в чем ни бывало:
– Зато сейчас, когда я представляюсь, все видят во мне законопослушного гражданина, олицетворение верности Зеннону. Они видят…
– То, что хотят увидеть, – неожиданно для себя закончила я.
– Именно, – Хейрон, казалось, не удивился, что я его перебила. – Думаю, что касается имен, ты можешь понять меня лучше, чем кто-либо другой.
Отчего-то от мысли, что красивому, уверенному в себе Хейрону тоже приходилось мириться с собственным именем, мне стало легче. Значит, я не одна такая.